Возмездие

Примечательно, что в ту пору почему-то никак не ладились добрососедские отношения у обитателей «слободки». Гости у литераторов бывали, но — приходящие, живущие совсем в других районах. Бывало, засиживались допоздна и даже оставались ночевать. Тогда в Москве понятие «квартира» практиковалось лишь в среде литераторов преуспевающих (их называли «авторами нашумевших сберкнижек»). Остальные же радовались тому, что имеют «жилую площадь». На скудных квадратных метрах порою обитали (и размножались) несколькими поколениями. Спать укладывались на столах и под столами, в коридорах и на кухнях.

Первоначально для семьи Андрея Платонова предполагалось выделить две комнатки (у него родился ребёнок). Однако вмешалась властная старуха Крупская и оттягала один «пенал» — туда поселили Рудермана, автора распеваемой повсюду «Тачанки» («Эх, тачанка-ростовчанка… все четыре колеса!»). И всё же, несмотря на жуткую тесноту, платоновский «пенал» регулярно принимал гостей. Чаще других в этой убогой комнатушке гостили Михаил Булгаков и Михаил Шолохов, тогда еще совсем молоденький, двадцатилетний, печатавший свои первые рассказы о гражданской войне на тихом Дону.

У всех троих — совершенно разные писательские судьбы.

Одинаково у всех троих одно — талант. Именно это и притягивало их друг к дружке, собирало за одним дружеским столом.

Увлекательнейшее занятие — представлять сейчас это тогдашнее застолье столь редкостно талантливых людей!

Каждый из троих — этап, эпоха, целый литературный материк!

Булгаков был и старше годами, и более остальных травим. У него уже напечатаны «Дьяволиада» и «Роковые яйца» (но ещё не арестовано «Собачье сердце»). Его имя на все лады склоняют в салонах Бриков и Авербаха. Лубянка пробует на нём свои вкрадчивые коготки. Переживая приступы отчаяния, он более всего страдает оттого, что у него нет хорошо налаженного писательского тыла, т. е. семьи. Теперешняя его жена, Белозерская, считает себя крупной творческой личностью (она музицирует, поёт и, кажется, даже танцует) и всецело занята своими проблемами. Михаил Афанасьевич называет её «своим парнем». Его потому и тянет в уют тесного платоновского «пенала», где хозяйка, Мария Александровна, живёт только интересами своего мужа. Редкостный дар истинно русской женщины!

Днём Михаил Афанасьевич спасается на работе, в редакции «Гудка». Там, в отделе «четвёртой полосы», постоянная толчея, шутки, розыгрыши, смех. Булгаков, Ильф и Петров занимаются правкой писем читателей газеты и рабочих корреспондентов. Под их перьями рождаются маленькие, в несколько строк, шедевры юмора и сатиры. Назавтра они украсят последнюю полосу газеты, — самую любимую читателями на периферии.

Часто в отдел «четвёртой полосы» заходил Валентин Катаев, брат Евгения Петрова. Остряки относились к нему почтительно, как к мэтру. Катаев жаловался на засилье халтурщиков в литературе. Раскрываешь свежий журнал, начинаешь читать рассказ и бросаешь: финал заранее известен. «Холодные сапожники»! Однажды Михаил Афанасьевич поспорил с мэтром. Он брался написать рассказ, в котором вся развязка наступит лишь в последнем абзаце. Так появился «Ханский огонь». Булгаков использовал материал, собранный в Архангельском, роскошном имении князей Юсуповых, под Москвой. Он тогда намеревался писать пьесу, но так и не написал…

День в редакции «Гудка» проходил незаметно. Забывались все страхи и невзгоды. Наступал вечер, и начинало давить тяжёлое безысходное одиночество. Михаил Афанасьевич гладил пиджак, надевал галстук и плёлся по Тверской. Театральный человек, он привык выглядеть покомильфотней.

Булгаков любил необыкновенную стилистику Платонова. Это было настоящее пиршество русского языка, мастерское использование богатейших его возможностей. Михаил Афанасьевич так и называл этого замечательного писателя: Мастер. В обыденной жизни он был неговорлив и неприметен, этот Мастер в заношенном кителе паровозного машиниста. Но каким же волшебником он становился, едва брал в руки перо и склонялся над листом бумаги!

Убожество своего быта в «пенале» Андрей Платонович переносил стоически. Хотя и видел, как иные процветают… Несомненно, его самой великой удачей в жизни была Мария Александровна. Кстати, не какая-нибудь работница с заброшенного полустанка, а женщина настоящих «голубых кровей» — из рода графов Шереметевых. Именно с неё Булгаков и написал Маргариту, преданнейшую подругу столь незадачливого в жизни Мастера.

Явившись как-то в гости, Булгаков застал в коридоре флигеля на Тверском поздно работавших рабочих. Грохотали доски, скрипели ржавые гвозди, пыль стояла стеной.

— Что у вас за аврал?

Андрей Платонович, словно по секрету, шёпотом сообщил, что срочно выгораживают и ремонтируют две комнаты для Бориса Пастернака.

— Его на днях Троцкий принимал!

Михаил Афанасьевич понимающе кивнул и поджал губы. Так сказать, сподобился!