Двадцать пятого февраля Зекунов и Саша Зайченок выехали из Вильно к границе. На вокзале их провожал капитан Секунда. Он был в светло-серой на меху шинели, он был красив, капитан Секунда, и взгляды дам на вокзале задерживались на нем чуть дольше, чем позволяли приличия. У капитана была достойная пара — Саша, статная, красивая, в непонятном, почти мужском костюме и сапожках на высоких каблуках. Зекунов рядом с ними выглядел бедным родственником. Капитан то и дело уводил Сашу от Зекунова и о чем-то говорил с ней. Зекунов поглядывал на них не без тревоги, он уже знал, что спутница у него решительная женщина и что во время перехода границы за ней нужен глаз да глаз. Перед отъездом на вокзал она показала ему, как ловко подвешена сумка с браунингом под мышкой левой руки и как быстро может она выхватить его при надобности.
— Ну, а стреляю я не хуже вашего брата, — добавила она.
Поезд медленно тронулся. Капитан Секунда элегантно отдал честь. Уплыло назад мрачное здание вокзала, и поезд окунулся в солнечный мир теплого февральского дня. Саша Зайченок, тревожно-счастливая, смотрела в окно и тихо повторяла:
— Как хорошо-то, как хорошо… — Но вдруг лицо ее затуманилось, она перекрестила грудь и сказала строго: — Радоваться буду, когда до Лени доберусь…
С этой минуты ее точно подменили. Она почти не разговаривала с Зекуновым, чемоданчик свой положила себе на колени и настороженно смотрела на пассажиров. Они сошли с поезда на маленькой приграничной станции и направились к границе по аллее подстриженных ив. Солнце скатывалось к горизонту где-то позади, и их тени устремлялись вперед все дальше и дальше. Саша шла, чуть отстав от Зекунова, и, когда он замедлял шаг, чтобы заговорить с ней, она ступала еще медленней, так он с ней и разговаривал — через плечо. Она, очевидно, хотела все время видеть его и наблюдать за ним…
— Люблю вот такую мягкую зиму, — оглядываясь назад, сказал Зекунов.
— Не застилай мне глаза… — угрюмо отозвалась Саша.
«Будь ты неладна», — думал Зекунов, шагая за своей далеко убежавшей тенью.
У развилки дороги их встретил командир польского пограничного поста, или, как называют у них, постерунка. В его доме они поужинали, и потом он повел их к границе. Поляка распирало любопытство — что это за люди? «Только за очень большие деньги можно пойти на такое дело», — думал он, с уважением и любопытством посматривая на Сашу.
В лесу возле оврага командир постерунка остановился.
— Дверь настежь, желаю удачи, — сказал он и, махнув им рукой, пошел назад, быстро растаяв в темноте.
Они дождались, пока его шаги стихли вдали, и стали прислушиваться к тишине пограничного леса. Ни звука, ни шороха в темной безветренной зимней ночи.
— Пошли, — шепнул Зекунов и стал спускаться в овраг.
Идти было нетрудно — за теплые дни снег улежался, а к ночи подмерз.
Зекунов уже сделал шагов десять по откосу, но шагов Саши позади не услышал. Осмотрелся и увидел, что она спускалась в овраг совсем в другом месте. Зекунов нагнал ее и схватил за руку.
— Прекратите дурацкую игру! Идите за мной! Спрячьте оружие! — шепотом приказал он.
Теперь Саша послушно шла позади в двух-трех шагах. Но браунинг продолжала держать в руке. Когда они остановились отдохнуть на дне оврага, Зекунов снова попросил ее спрятать оружие, но она будто не слышала его слов. И вдруг спросила:
— А кто помогает нам на той стороне?
— Наш человек из советского пограничного начальства. Можете не бояться, там мы как дома.
— Я не боюсь, — ответила Саша. — Я только не хочу оказаться курицей, у которой запросто откручивают голову.
— Будете махать оружием, скорей на беду напоретесь, — сказал Зекунов.
Саша промолчала.
Поднявшись из оврага, они вышли на хорошо знакомое Зекунову место возле пограничного столба. И как только они остановились возле разлапистой ели, от соседнего дерева отделилась темная фигура, и Зекунов узнал голос Крикмана:
— Здравствуйте! С благополучным переходом! Пошли…
Когда они выбрались из леса, уже начинало светать. Саша засунула пистолет в карман и держала его там в руке. В другой руке у нее был чемоданчик. Крикман предложил ей понести чемодан, но она сурово сказала:
— Сама справлюсь, не больная…
— Извините, — усмехнулся Крикман и быстро пошел вперед. Он был рад, что дождался наконец Зекунова, — уже шестую ночь подряд дежурил он у пограничного столба. А теперь он мог хотя бы на недельку оставить холодную корчму и отоспаться на своей минской квартире. Он шел мягким танцующим шагом и насвистывал веселенькую мелодию «ойры»…
Вдруг наперерез им из кустов выехал пограничник-кавалерист. Увидев идущих, он остановил коня и быстро изготовил карабин.
Крикман не верил своим глазам. С начальником погранотряда существует железная договоренность, и вдруг в день перехода здесь появился пограничник. Что такое? Что случилось?
— Стой! Руки вверх! — крикнул пограничник и приподнял карабин.
— Поднимите руки, — тихо сказал Крикман, а сам пошел к пограничнику, который тут же остановил его, наведя на него карабин.