Возмездие

Спустя некоторое время Савинков узнает, что Рейли в какой-то парламентской комиссии давал показания о своих русских делах и назвал Савинкова официальным и доверенным лицом генерального штаба Великобритании. Савинков догадывался, что Рейли просто хотел успокоить тех самых налогоплательщиков и показать им, что деньги давались совсем не таким уж никому не известным лицам, но разве нельзя было при этом обойтись без таких сильных характеристик? Во всяком случае, было ясно, что Рейли спасает реноме консерваторов, а о Савинкове он при этом и не думает… «В общем Англия — отрезанный ломоть…» — думал Савинков.

Теперь ему нужно срочно выяснить, как реагирует Франция на его неприятности в Англии. Он позвонил Гакье и попросил его о свидании.

Гакье назначил встречу вечером у себя дома. Он без труда разгадал, что заставило Савинкова просить срочного свидания: он читал английские газеты и, кроме того, об этом каждый день шли разговоры на службе — французское правительство тревожно ожидало, что левые силы Франции последуют примеру своих английских единомышленников…

Квартиру Гакье Савинков знал давно и очень ее не любил. Его угнетала, выводила из себя и мешала быть рассудительным душная мещанская обстановка и весь дух этого старого, типично французского жилья, переходившего от поколения к поколению вместе с протертыми плюшевыми диванами, креслами и даже запахами. А жена Гакье — она точно была порождением этих брюхатых комодов, пуфиков, бесполезных бюро на гнутых ножках, и Савинков воспринимал ее в этой квартире не больше как мебель.

Мадам Гакье за те несколько раз, что Савинков бывал в ее доме, не произнесла ни слова, только еле слышное «бонжур, мосье» и «оревуар, мосье». Савинков так и не знал, какой у нее голос. Но, разговаривая с Гакье, он все время ощущал гнетущее присутствие его супруги. Он сам не знал, почему и за что он так возненавидел эту, наверно, больную (она была безобразно толста) женщину, но когда Гакье однажды шутя намекнул, что у него есть любовница, Савинкову это доставило удовольствие…

Савинков пришел за десять минут до срока — аккуратного Гакье еще не было дома, и его приняла мадам. Это даже интересно — не скажет ли она что-нибудь, кроме неизменного «бонжур»? Но она молча провела его в кабинет мужа и, бросив в его сторону презрительный взгляд, величественно удалилась.

И вдруг Савинков подумал: «А почему она должна смотреть на меня иначе? Кто я для нее? Один из агентов мужа, которые шляются сюда на деловые свидания, причиняя ей беспокойство и нарушая царящий в квартире вековой порядок. Конечно! И я для нее — один из таких агентов!»

Всю свою жизнь Савинков пуще смерти боялся унижения. Он сказал однажды: «Я не боюсь зверских пыток от рук врага, я боюсь унижения». Он болезненно чувствителен к этому, и одного взгляда мадам Гакье вполне достаточно, чтобы в нем сжалась опасная пружина, не раз заставлявшая его поступать опрометчиво и неумно. И у него не было времени взять себя в руки — в кабинет входил Гакье.

— Вы пожаловали раньше? Вероятно, спешили, как в юности на заветное свидание? — смеялся Гакье, но, заметив ледяной взгляд своего гостя, замолчал удивленно.

— Уж не думаете ли вы, что я по-юношески влюблен в наши с вами отношения? — четко разделяя слова, спросил Савинков.

Вопрос звучит многозначительно и серьезно при всей своей бессмысленности, и Гакье немного растерян, но все еще не понимает настроения гостя и продолжает шутить:

— У нас с вами типичный брак по расчету.

— У вас со мной — бесспорно, — холодно, напирая на каждое слово, уточняет Савинков, и тут уж Гакье не может себе отказать в достойном французском ответе:

— А вы, значит, наивная девица, вовлеченная темными силами в авантюру брака? — Гакье видит, как сатанеет его гость, и сам тоже начинает злиться — ему всегда не по душе эта манера разговора Савинкова и эти его театральные вспышки. Гакье серьезно и холодно говорит: — Я не понимаю, чем я вызвал ваш гнев. Во всяком случае, вы просили об этой встрече. Не так ли?

Савинков молчит — он борется со своей опасной пружиной и огромным усилием води ослабляет ее напор. В самом деле, с чего он накинулся на Гакье? Не объяснять же ему, что всему виной взгляд его супруги?..

— Я просил о встрече без какой-нибудь определенной цели, — устало сказал он. — Иногда бывает так… просто хочется поговорить с живым человеком, вместе с которым идешь в трудном походе…

— Удивительно то, что я и сам собирался сегодня звонить вам, — как будто ничего не было, весело ответил Гакье.

— Собственно, мне нужен ваш совет. Но сначала о вашем деле ко мне… Вы-то хотели звонить мне не без цели?

— Предупреждаю: у меня дело не очень приятное, — ответил Гакье, улыбаясь, и эта его улыбка несколько успокаивает Савинкова.

— Я создан для неприятностей, — наконец улыбается и Савинков. Он уже овладел собой.