Возмездие

Корчак подышал на пальцы и вновь натянул на них шерстяные рукава. Бетон под ним был холодным, как могильная плита. Он спросил себя, не спуститься ли вниз? Нет, стрелять с возвышения будет удобнее. Кроме того, для противника это станет неожиданностью. Даже одна секунда имеет значение в перестрелке. Когда-то, не так давно, Корчак увлекался пейнтболом. Они стреляли друг в друга шариками с краской, а не настоящими пулями, но принцип был одинаковый. Нельзя дрогнуть, нельзя зажмуриться, нельзя потерять самообладание. Нужно обладать панорамным, а не туннельным зрением, чтобы видеть, что происходит на периферии зрения, а не только прямо перед тобой. И нужно быть абсолютно бесстрашным, уверенным в своей неуязвимости, но при этом не лезть на рожон. Много чего нужно и чего нельзя.

Поежившись, Корчак бросил взгляд по сторонам. Город с высоты птичьего полета смотрелся великолепно. Десятки тысяч огней мерцали в темноте, как золото и бриллианты. Не было видно людей и машин, они как бы исчезли с этой величественной картины. Когда ты наверху, город не подсовывает тебе под нос все те детали, из которых на самом деле состоит, от переполненных мусорных баков до растоптанных собачьих какашек на тротуарах. Ты не видишь весь тот мусор, все то неприглядное, что бросается в глаза, когда ты внизу. И тогда ты как бы отрываешься от привычной среды, выдергиваешь себя из болота, ставшее настолько привычным, что ты и не заметил, что оно уже почти засосало тебя.

Корчак подумал, что увезет семью далеко-далеко, чтобы навсегда оборвались ниточки, связывавшие их с городом. Чтобы вокруг было много зелени и простора, чтобы ярко-синее небо над головой, и сверкающее море, и редкие прохожие вместо этих толп, безостановочно снующих по улицам. Но согласится ли Эльза на такую резкую смену обстановки? И захотят ли покинуть город дети? Нет, вопрос стоял даже не так. Они вообще захотят куда-то ехать с Корчаком после того, что случилось по его вине?

Его горячность и безрассудность едва не погубили Ивана, Иванну и их маму. Такое не забывается. Прощается — да, может быть. Но никогда до конца не стирается из памяти. Что ж, это даже к лучшему. Потому что Корчак не хотел забывать сам и не хотел, чтобы забыли они. Он не заслуживал такого снисхождения. Страшно даже подумать, что пришлось пережить Эльзе и детям! Как им удалось выбраться из леса незамеченными? И где они сейчас? Все ли с ними хорошо? Здоровы ли? Не нуждаются ли в чем?

Они ведь даже позвонить теперь не могут, поскольку телефон Корчака находится у Левченко. Мысль эта обожгла Корчака. Господи, строя свои планы, он снова не подумал о семье! А что, если Эльза наконец надумает позвонить и нарвется на Левченко? Тот выспросит, где они находятся, пообещает помочь и…

Корчак запретил себе думать об этом. Подобные мысли делали его жалким и слабым. Он должен быть сильным и хладнокровным.

Корчак повернулся с боку на бок и подвигал ногами, чтобы хоть немного разогнать кровь. Его взгляд скользнул по окнам соседних домов. Некоторые из них светились, несмотря на столь поздний час. Там жили люди. Они казались Корчаку счастливыми. Им не нужно было околевать на зимнем холоде в ожидании смертельной схватки. У них не отобрали все, что составляло смысл их существования. Они понятия не имели о том, что испытывал сейчас Корчак.

Но ведь и он тоже ничего не знал о них. Кому-то не спалось из-за зубной боли, а кто-то потерял любимых или, наоборот, влюбился. Люди так зациклены на себе, что совершенно не интересуются чужой жизнью. Кто из нас ставит себя на место других? Кто способен воспринять чужую боль или радость как собственную? Никто. Разве что Бог. И если это действительно так, не пожалел ли Он о том, что создал человечество? Вряд ли мы оправдали его ожидания. Вряд ли на нас возлагаются надежды в будущем. Тогда для чего весь этот цирк? Какой смысл в безостановочной карусели рождений и смерти?

«Думай о себе и отвечай за себя, — мысленно велел себе Корчак. — Философствовать на общие темы и рассуждать о космических материях легко, потому что эти темы слишком расплывчаты и зыбки, невозможно привести их к какому-то одному знаменателю. А ты со своей жизнью разберись. Кто ты? Зачем ты? Какой в тебе прок? Кто опечалится, когда тебя не станет? Много ли ты совершил в своей жизни хороших поступков — по-настоящему хороших, а не просто эффектных или полезных самому себе?»

Отчитав себя подобным образом, Корчак поерзал, проверяя, не превратился ли он в обледенелый чурбан. Если бандиты не появятся в ближайшее время, то он окажется совершенно беспомощным перед ними. Что за воин, не способный спустить курок?

— Врешь! — прошептал Корчак, обращаясь неизвестно к кому. — Я все могу. Я все преодолею ради них…