Возмездие

Во-вторых – помогало не сбежать. Потому что всегда первой реакцией было дикое желание бросить все на хрен и удрать. Спрятаться. Исчезнуть, стерев из мира все свои следы. От школьных альбомов, до упоминаний в государственной системе. Камински частенько предавался размышлениям о том, как это могло бы быть. И находил это вполне осуществимым.

Но всякий раз, будто в ответ на трусливые мысли, в голове всплывал образ бабушки, которая строго говорила: "Помни о предках, Герхардт". И он помнил. Набирал в грудь побольше воздуха и зажмурившись прыгал в новое дело, как в ледяную воду.

Когда Герхардту было пятнадцать, он, конечно, пробовал бунтовать. Проколол ухо, чтобы носить в нем несколько серебряных сережек и одну булавку. Слушал тяжёлый рок и оклеил стены комнаты постерами с любимыми музыкантами – "Kiss" и "Mötley Crüe". Впрочем, его железную бабушку этим было не пронять. Хотя он всячески показывал норов и учился отстаивать свою позицию. Вырезал дырки на новых джинсах, обвесил куртку цепями и булавками, отпустил волосы, желая шокировать строгую бабушку Гертруду Олафовну. Ему не хотелось "помнить о предках". Ему хотелось быть самим собой и прожить другую жизнь. Какую, Камински и сам не знал.

Но бабушка была всегда ровна с внуком  независимо от того, как он вёл себя.

"Это просто период, Герхардт", – говорила она, на его жалкие попытки бунта. —"Ты перебесишься, выбросишь свои рваные портки и булавки, как тухлую требуху. Ты перебесишься и станешь таким, как все."

Становится "как все" отчаянно не хотелось и однажды юный Камински предпринял достаточно смелый план бегства. Он выбросил из школьного рюкзака учебники, сложил в него вещи первой необходимости – деньги из копилки, остатки яблочного пирога и плеер с любимыми треками и отправился в путь. Выпрыгнул из окна спальни на мягкий зелёный газон и, стараясь держаться в тени старых садовых деревьев, на которых уже появилась молодая сочная листва, побежал к заранее выломанной в заборе дыре. Конечно, можно было бы воспользоваться калиткой – окна маленькой гостинной, в которой Гертруда Олафовна дремала в кресле после обеда, под мерное бормотание из телевизора, выходили на другую сторону. Но тогда в чем же здесь протест?!

Так молодой Камински выскочил на весеннюю тихую улочку залитого весенним солнцем городка и бодро зашагал вперёд, решив, что главное это добраться до трассы. Там он собирался поймать попутку и путешествовать по миру, руководствуясь исключительно  зовом сердца и отдавшись на волю случая.

Случай проявился быстро – не успело сесть солнце, как Герхардт был найден и так напуган дядей Юстасом, что более попыток бегства не предпринимал. Более того – смирился и принял свою судьбу, как единственно возможную неизбежность.

Все же мертвецы бывают чертовски убедительны.

Глава 3.

Дорога до аэропорта и сам полет прошли на удивление гладко. Ни противных людей в очереди на посадку, ни орущих детей в салоне самолёта. Даже багаж Камински получил быстро и в идеальном состоянии.

– Что-то здесь не так, – пробормотал под нос Герхардт, поправляя на плече ремень сумки и оглядываясь в поиске встречающего.

Он впервые был в Городе и по всем договоренностям, ему полагался проводник.

Герхард решительно прошёл по залу, везя за собой чемодан. Потом менее решительно. Потом и вовсе – сделал пару шагов и остановился. Встречающих было не так много – вот тучный бородач с табличкой на палке "Юлий Гаап", молодой парень "Мария @pulja_mulja" и старушка "ВЛАДИК".

Герхардт поморщился – нет, это все не про него. Он растерянно оглянулся, достал из кармана телефон и повертел в пальцах – звонить было некому.

"Ну вот, "– колола в голове торжествующая мысль. – "Ну вот! Так и должно быть! Все начиналось слишком хорошо."

Слишком. Жизненный опыт твердил о том, что если все идёт гладко – это не хорошо. Это самый явный предвестник намечающихся неприятностей. И чем  лучше в начале, тем ужаснее случится развязка.

– Каминский? – голос за спиной прозвучал неожиданно и Герхардт испуганно подпрыгнул.

– Каминский Гер… Гердх… Хт… Гердхардт?

Эта пигалица, едва достававшая ему, мужчине очень среднего роста, до плеча, читала с мятой бумажки в пятнах от кофе, его имя и читала (конечно же!) неправильно.

– Камински, – с неприязнью поправил он. – Герхардт Камински.

Он смотрел на девчонку сверху вниз со всей чопорной спесью представителя древнего славного рода, на которую (в общем-то) имел право.

Русые, почти чёрные, неряшливо собранные на макушке волосы девицы, были не слишком чисты. Кожа бледная, совершенно отвратительно гармонирующая с неоново- фисташковым цветом кофты. Капюшон почему-то был вывернут наизнанку и торчал сзади напоминая то ли подушку для сна, то ли причудливый воротник времен тюдоров. Чёрная кожаная куртка наброшена тоже как-то криво и небрежно, была больше, чем нужно и казалась громоздкой. Тонкие ноги неприятной незнакомки обтягивали синие джинсы с дырками на коленках,а завершали ансамбль  тяжелые чёрные ботинки с высокой шнуровкой. Совершенно отвратительная манера одеваться, для молодой женщины, на вкус Герхардта.