Они вышли из тёплого уюта квартиры под вечерний холодный дождь. Сели в машину и, осторожно поглядывая на Герхардта, Евгения спросила:
– Куда мы едем?
Теперь Камински сидел рядом на пассажирском сидении, снова прикрыв глаза, и задумчиво водя длинным пальцем по губам.
– Куда Мы Едем?! – повторила девушка и включила печку, а потом дворники. А потом выключила то и другое и включила радио. Из динамиков плеснулся недвусмысленный "Наутилус"
– "… будем друг друга любить.
Завтра нас расстреляют …"
Евгения выключила и обернулась к Камински:
– Послушайте, я с вами говорю!..
В салоне было темно. Фонарь во дворе не горел. Обволакивающая горящие тёплыми окнами дома темнота казалась зловещей декорацией.
Камински протянул руку и включил радио:
– Встань, встань в проёме двери
Как медное изваянье,
Как бронзовое распятье
Встань, встань в проёме двери…
– Знаете, Евгения, – тихо произнес Герхардт. – Я ведь обычный иллюстратор. Рисую картинки для детских журналов и, в общем, довольно непримечательная личность. В том смысле, что живу тихо и даже не могу сказать соседям, что мне осточертел их ремонт. Но иногда… Иногда я делаю то, что должен. Что делали мои предки и чему невозможно противиться. Однажды приходит время и ты становишься тем, кто ты есть. Делаешь, что должен, а потом снова возвращаешься в мир. И дальше рисуешь, или печешь хлеб, или ремонтируешь автомобили. Учишь детей или стрижешь волосы. А может водишь такси или … поёшь.
– Герхардт, – робко произнесла девушка. – Зачем вы мне это говорите?
– Что бы вы знали – я не чудовище. И то, что вы увидите, не идентифицирует меня ровным счётом никак.
Он помолчал, потом снял с носа очки, сложил и спрятал в нагрудный карман.
– Идемте, Женя. Возьмите свой рюкзак и закройте автомобиль. Нам не пригодится. Я открою портал.
Темнота была влажной. Но затхлой, словно в погребе. Маленькая Женька страшно боялась погреба. У бабушки был. В сарае. С рядами пыльных банок варенья и солёных помидор. Со старыми ящиками картошки и морковки. С развешанными по стенам старыми колготками в которых бледно золотились луковицы. И огромной кастрюлей квашеной капусты. Лесенка ведущая в пахнущую сыростью и кислой капустой черноту была шаткой, с узкими скрипучими ступеньками. Однажды одна из них проломилась прямо под детской ногой и Женька повисла на локтях над страшной пропастью с банкой варенья в руках. Так испугалась, что до сих пор не доверяет деревянным лестницам. И варенья не любит.
Евгения перекатилась на бок и встала на четвереньки, ощупывая вокруг себя. Пол – бетонный, шершавый, с мелкими камушками и мусором, он неприятно холодил коленки в дырявых джинсах. Рука нашла стену и девушка осторожно поднялась на ноги, привалившись к ней спиной. Что произошло? Она пыталась вспомнить, но в голове все перепуталось. И сейчас эта самая голова раскалывалась от боли. Женя провела тыльной стороной кисти по лбу – саднило. И кожа руки липко пристала к ране. Ну да. Он схватил ее за шею сзади и с силой стукнул о стену. Она помнила. Да. А ещё помнила, как Герхардт Камински преобразился в один миг. Лицо его стало жёстким и словно каменным. И губы решительно сжались в тонкую нить. Он как будто даже стал выше и шире в плечах. А потом, она никогда не забудет этого! Камински, весь изучающий мощную, несокрушимую силу, завел руки за спину и наклонил голову. И…
Сейчас, в темноте, Евгения зажмурилась от ужаса, но картинка стояла в памяти. Он вынул из себя меч. Вытащил прямо из позвоночника, с этим отвратительным звуком рвущихся тканей. Будто курицу разделывали. Меч. Вытащил. Из спины!
Женя содрогнулась от ужаса, стараясь прогнать страшную картину, но та стала только ярче. "Не думайте о белых обезьянах, да". Пальцы Герхардта в крови. Холодный металл клинка, тускло сияющий в свете единственной лампы и окровавленные ладони сжимающие рукоять.
Тот, за кем они пришли видно тоже не ожидал. Потому что ослабил хватку.
– Я – Возмездие, – глухо и жутко произнес Герхардт, поднимая голову. Очков не было. Он потерял их ещё во время первой схватки, там, наверху. В одной из комнат заброшенного дома, в который они пришли, следуя за чутьем Камински.
Женя словно вновь увидела горящие сталью глаза, и то, как Герхардт направил острие длинного меча на свою жертву. Тогда-то Женю и шваркнули лбом о стену, так, что она видимо потеряла сознание. И не знает, что было дальше.
– Герхардт! – тихо позвала она.
Как же страшно! Дрожащими пальцами Женя ощупала карманы куртки. Телефон на месте. Но достать его и обнаружить себя светом, побоялась.
Осталось одно.
Девушка зажмурилась, стараясь держать в голове знакомый образ и с силой прошептала в кромешную затхлую темноту:
– Ветров!!!
Глава 7.
Герхардт Камински тридцати четырёх лет от роду открыл глаза. Взгляд упёрся в край белой тумбы. Чуть выше над ней был виден кусок белой стены в ярком бьющем из окна, солнечном свете.