Пока я обо всём этом размышлял, странные ощущения усилились. Мне казалось, что я куда-то падаю, но при этом я ощущал, что твёрдо стою на ногах. Было похоже, что я лечу в неведомом пространстве вместе с источником и небольшим клочком земли вокруг него. Куда лечу — неизвестно. И вместе с этим усиливался жар в правой руке, он стал почти невыносимым, и вдруг меня словно пронзило электрическим разрядом, и резко всё прошло.
Я снова отчётливо мог разглядеть стены внутреннего двора и слышал раздающееся издалека пение птиц. Бабушка убрала свою ладонь с моей руки и сказала:
— Теперь мы с тобой связаны, Рома.
— Это что-то типа метки кесаря? — поинтересовался я.
— Нет, мальчик мой, это особая связь, закреплённая силой рода, — ответила бабушка и улыбнулась, но в этот раз улыбка получилась у неё какая-то вымученная, видимо, в отличие от меня, княгиня Белозерская не черпала силы во время странной процедуры, а тратила. — Если со мной что-то случится, если моя искра угаснет, то хранителем источника станешь ты, Рома. А потом и главой рода, когда будешь соответствовать.
Мне очень захотелось спросить, что надо сделать, чтобы соответствовать, но я постеснялся перебивать бабушку, а она тем временем продолжила:
— Я прожила долгую жизнь. И очень насыщенную. Не знаю, сколько мне ещё осталось, но последние шестьдесят лет я чувствовала, что в этом мире у меня больше нет родственных душ. Это не одиночество, нет. С одиночеством я умею справляться. Это ощущение того, что в мире не осталось никого, кто был бы для меня по-настоящему важен. Мой сын решил посвятить себя служению Родине и не вернулся с первой магической войны, один внук пошёл по стопам отца и пропал уже в мирное время, второй внук помешался на идее эльфийского превосходства и сломал жизнь себе и моему правнуку.
Бабушка замолчала, было видно, что ей трудно это всё говорить, но тем не менее она тяжело вздохнула и продолжила:
— Тебя, Рома, назвали в честь твоего прадеда — моего сына, а его я назвала в честь одного хорошего человека. Очень хорошего человека. Ты мне его сильно напоминаешь. Он тоже был готов рисковать жизнью ради других. И рисковал. И ещё ты напоминаешь мне своего прапрадеда — вы даже внешне немного похожи. Макс тоже не раз рисковал жизнью ради других людей, подчас совершенно ему незнакомых.
Бабушка говорила очень тихо, но каждое её слово звучало на удивление отчётливо и просто впечатывалось в моё сознание.
— Ты напоминаешь мне тех, кто был мне очень дорог. И не просто напоминаешь — ты их продолжение в этом мире. И я сделаю всё, чтобы тебя защитить. Потому что могу. И потому что должна. И я не завидую тому, кто встанет на моём пути!
Глава 17
Чтобы успеть на десятичасовой поезд в столицу, я должен был покинуть имение княгини Белозерской не позже восьми часов утра. Поэтому в семь сорок пять мы с бабушкой закончили завтракать и вышли во двор. Ристо уже подал машину и укладывал в багажник мои вещи, которые принесла прислуга. Дьяниш и Тойво тоже уже были во дворе, они стояли недалеко от машины и о чём-то негромко переговаривались.
Выглядели эльфы-карелы эффектно: двухметровые здоровяки примерно одинаковой комплекции, разве что Дьяниш был немного шире в плечах. У обоих были длинные светлые волосы, собранные в хвост, и совершенно безэмоциональные лица. Благодаря строгим чёрным костюмам и небольшим серебристым чемоданчикам, мои наставники, они же телохранители, выглядели как наёмные убийцы или секретные агенты в командировке.
И ещё они были очень похожи лицами, словно братья. Впрочем, это мне могло показаться из-за того, что у обоих эльфов было одинаковое выражение лица: невозмутимое и безразличное. Правда, пообщавшись с Дьянишем, я уже знал, что внешность обманчива: мой наставник был очень чутким и добрым, но по его лицу этого сказать было нельзя.
Едва заметив нас, Дьяниш и Тойво прекратили разговаривать и направились к машине. Ристо закрыл багажник и сел за руль. Мы подошли к автомобилю, бабушка познакомила меня с Тойво и что-то сказала эльфам на карельском — видимо, дала им какие-то наставления. Мои суровые телохранители на это ничего не ответили, лишь преклонили головы, после чего сели в машину. А я подумал, что нужно как можно скорее начать учить карельский.
Ристо, Дьяниш и Тойво сидели в машине, прислуга ушла в дом, и мы с бабушкой остались, так сказать, наедине. Она взяла меня за руку, улыбнулась и сказала:
— Я могла бы сейчас наговорить тебе много красивых слов, напомнить лишний раз, что ты Седов-Белозерский, рассказать, как много это значит, порассуждать о чести, храбрости, добре и зле, о прочих важных вещах. Но не вижу смысла. Ты и без этого храбрый. И что немаловажно — добрый. Это главное. И ещё ты не по годам умный. Не мешало бы ещё быть осторожным, но ты молод, а осторожность — это не для молодых. Именно поэтому с тобой и едет Дьяниш.
— Я постараюсь не наделать глупостей и уж точно не совершу ничего такого, что бросило бы тень на наш род. В этом можете быть уверены, — сказал я. — Вы будете мной гордиться.