— Адъютант группенфюрера Вольфа… Так, минутку…. — И, опустив трубку, доложил: — Начальник берлинского центра радиоконтрразведки штандартенфюрер Зондерштерн только что получил данные о работе неизвестной радиостанции. Просит разрешения поднять по тревоге батальон и блокировать 3-й и 5-й кварталы по Фридрихштрассе…
— Не надо. Мы сами, — Вольф встал, положил пистолет в карман. — Едем, Крюгер. Спросим у доктора Фрибе, кому это он советовал беречь здоровье…
Анна только что закончила передачу, когда послышался требовательный стук в дверь, а затем громкий голос:
— Откройте! Откройте, профессор Фрибе! У меня острая зубная боль! Откройте! Я знаю, что вы у себя!..
Анна с неторопливой аккуратностью убрала в тайник ключ и наушники. Подожгла шифровку и фотопленку. Потом вышла из рентгенкабинета, подошла к доктору Фрибе и долго смотрела ему в глаза.
А в дверь барабанили все сильней.
— Я открою, — сказал доктор. — Все равно сломают двери.
— Прощай, — сказала Анна.
Едва Фрибе повернул ключ, открывая дверь, в приемную ворвались офицеры гестапо с пистолетами в руках. Фрибе вытолкнули в кабинет, отшвырнули к стене. Дверь рентгенкабинета была плотно закрыта.
— Ключ! — заорал один из офицеров на Фрибе. — Где ключ?!
В кабинет в сопровождении Крюгера вошел, улыбаясь, группенфюрер Вольф.
— Ну вот мы и встретились снова, профессор… Обыщите его!
Но гестаповцы не успели: хрустнула во рту Фрибе ампула — и доктор стал медленно оседать на пол.
— Цианистый калий… Болваны! — сказал в сердцах Вольф. — Старого человека не можете взять…
Вольф обернулся и увидел в открытых дверях рентгенкабинета фрейлейн Анну. Гестаповцы бросились к ней.
Анна вздохнула, вскинула голову и нажала какую-то кнопку. Раздался оглушительный взрыв. Зазвенели стекла, посыпалась штукатурка, и все заволокло известковой пылью.
Вольф, которого взрывом отшвырнуло к стене, медленно поднимался, вытирая кровь с разбитой губы…
В Рудных горах все заметено глубоким и чистым до голубизны снегом. По тропинке бежала Катя Ярцева, в телогрейке и шапке, из-под которой выбивалась непокорная каштановая прядь. Решила срезать угол напрямую к командирской землянке — и утонула в снегу.
— Куда тебя черти несут? — помогает ей выбраться из снега Ерофеев.
— Не к тебе, конечно…
— Ну тогда не спеши, начальство совещается.
— Пусти, у меня срочная радиограмма из Берлина!
— Из Берлина?.. Тогда проходи.
Млынский поднял голову и нахмурился, словно ждал тяжелой вести.
— Шифровка от Фрибе, — сказала Катя. — Сеанс связи вне расписания, товарищ полковник.
— Читай.
— Сейчас… — Катя шмыгает носом, вздыхает и начинает читать шифровку: — «Первое. Карасева встречайте, как было условлено. Второе. Нами перехвачена директива управления имперской безопасности о подготовке в соответствии с приказом Гитлера перебазирования компонентов для атомного оружия и производства сверхмощных ракет в Альпы, где намечается создание укрепрайона для обеспечения работ по «оружию возмездия». Руководят операциями Вольф и генерал Хорн. Третье. Над нами установлена плотная опека гестапо. Рация Марты законсервирована. Просим передать в Москву: все связи с нами прекращаются… Эта передача — последняя. Прощайте. Анна и Алексей».
Все молчали. Только ветер свистел за дверью.
— У них был сын, — сказал подполковник Канин.—
Командир подводной лодки на Севере. Они так и не узнали, что он не вернулся на базу полгода назад…
Млынский повернулся к Хвату.
— Готовь отряд к переходу через границу, Виктор Сергеевич. Нельзя позволить им окопаться в Альпах. Эти фанатики могут утащить за собой в могилу еще сотни тысяч человеческих жизней. Приказ Карасеву и Шум-скому: во что бы то ни стало узнать маршрут и время перебазирования. Данные, полученные от Фрибе, передать немедленно в Центр.
В больничной палате, у стены, стоит железная койка. На койке лежит рыжий шарфюрер. Голова его перевязана, виден только нос и один глаз. В вену обнаженной руки введена игла, тонкий шланг от которой тянется к капельнице. Шарфюрер без сознания. Дыхание прерывистое, хриплое… Рядом — медицинская сестра. Она в длинном сером платье с белым передничком и в скрывающей ее волосы накрахмаленной косынке с красным крестиком. Тут же стоят группенфюрер Вольф и Крюгер. Оба, вздохнув, выходят из палаты.
В узком коридоре эсэсовцы волокут навстречу им окровавленного человека, в котором с трудом можно узнать одного из активистов антифашистского комитета.
Вольф в сопровождении Крюгера входит в камеру — просторную комнату без окон, с крашенными масляной краской стенами.
Посреди камеры, залитой ярким светом, сидит привязанный к железному стулу Кунц. Два верзилы в серых халатах вытянулись при появлении Вольфа. Группенфюрер кивком указал им на дверь. Склонился к Кунцу, произнес доверительно:
— Кунц, вы уже десять лет скитаетесь по лагерям и тюрьмам. Не пора ли взяться за ум? Вы же немец, Кунц, стопроцентный немец. Неужели вам безразлична судьба вашей родины?
— Нет, группенфюрер. Не безразлична. — Кунц тяжело вздохнул. — И я надеюсь… я уверен, что скоро ее очистят от фашистской заразы… от вас.