Возмездие

    Дед Матвей входит в дом. Захар предлагает ему раздеться. Тот осматривается, а затем спрашивает:

    — Евдокия-то твоя где, ребятишки?

    — Один я. Эвакуировались мои.

    Хозяин и гость садятся.

    Захар. Ну как тетка Анастасия? Жива-здорова?

    — Преставилась Анастасьюшка-то моя. Земля ей пухом, — вытирая слезы, сказал дед Матвей.

    — Чего?

    — Лиходеи проклятые загубили.

    — Где же?

    — В поселке лесном… Всех баб и детишек!.. Один Алешка, внучек, остался… — Дед Матвей помолчал. Потом спросил: — Как же ты-то один остался?

    — В отъезде я был, — ответил Захар. — А мои эвакуировались. Вернулся — никого не застал, а тут и немец пришел… Пришлось якорь бросать.

    — Якорь, значит, бросил? — недоверчиво спросил дед Матвей.

    — Ты что, не веришь?

    — Ты, Захар, врешь больно складно… Ежели у тебя доверия ко мне нету, так и скажи.

    — А ты меня на абордаж не бери, поубавь пару!.. Зачем притопал?

    — Анастасию мою помянуть!..

    — Ну, раз помянуть…

    Захар поглядел на деда, молча вышел. Вернулся с поллитровкой, с пучком лука. Налили водки.

    — Что ж… — говорит Захар. — Помянем тетку Анастасию!

    — Давай сначала за то, чтобы земли российские от фашистского супостата скорее очистить! — провозглашает дед Матвей. — А потом уж и Анастасьюшку помянем!

    — Тост хороший… только громко не надо…

    Дед Матвей близко наклоняется к Захару.

    — Вот что, Захар: ты про партизан слыхал чего?

    Захар пристально смотрит деду в глаза.

    — Ишь ты, дедушка Матвей, куда крен даешь, шустрый какой. Ну был слух… поезда под откос летят…

    — Энти поезда, Захарушка, мы сами под откос пустили.

    Захар наливает еще по рюмке. С сомнением смотрит на деда Матвея.

    — А кто это — мы? Староват ты вроде для таких де-лов…

    — Ну, староват или нет, а якоря в немецкое болото не бросал, как некоторые, — отвечает дед.

    Захар засмеялся. Потом наклоняется близко к деду, к самой его бороде, тихо спрашивает:

    — Так кто ж это — мы, дед Матвей?

    — Давай лучше Анастасию мою помянем! — отвечает дед.

    Захар наливает. Выпивают.

    — Нда, — качает Захар головой. — Что-то похоже на то, дед Матвей, что сидим-то мы с тобой в одной лодке, а вот гребем в разные стороны…

    — А ты, Захарушка, сядь как следует быть, — отвечает дед, — грести сподручнее.

    Захар смеется и наливает еще по рюмке.

    Озеро. Ночь.

    В камышах появляется лодка. В ней — дед Матвей и Захар. Подчаливают к берегу. Оба углубляются в лес.

    Избушка в партизанском лагере.

    …Тусклый свет «летучей мыши» падает на самодельный деревянный стол. У стола — Николай Сергеевич, худощавый, невысокий, в солдатской гимнастерке. Здесь же — радист. Входят Захар и дед Матвей.

    — Здравствуй, дед Матвей, — говорит Николай Сергеевич. — Что тебя привело к нам?

    Дед Матвей подходит к нему, стараясь в полумраке рассмотреть его лицо. Затем, улыбаясь беззубым ртом, восклицает:

    — А я узнал вас! Вы ж секретарь горкома — Николай Сергеевич! В прошлом году к нам в лесхоз приезжали!

    — Узнал, дед, узнал! — смеется Николай Сергеевич. — Ну, с чем пришел, Матвей Егорович?

    — Прибыл я до вас от майора Млынского! В лесах его отряд… Связи с вами ищут, чтоб сообща германца бить!

    Секретарь горкома посмотрел на деда Матвея и, полуобняв старика, воскликнул:

    — Спасибо, Матвей Егорович! Мы ж вас давно ищем! Ты даже не представляешь, какую ты нам радость принес!.. Какое дело сделал!

    Склад с горючим.

    Ряды колючей проволоки. Вышки с часовыми. За ними лежат тяжелые закамуфлированные цистерны, наполовину врытые в землю. На них — предупреждающие надписи по-немецки: «Не курить». Дальше — штабеля каких-то ящиков, затянутых маскировочной сетью. Взвод Вакуленчука подходит к складу. Моряки залегли у дороги в кювете. Слышен приближающийся хлюпающий звук шагов немецкого караула…

    Матросы напряглись, готовясь к прыжку… Солдаты поравнялись с кюветом… Прыжок… Возня… Стон… Звук упавшего на дорогу автомата… Все стихло. Матросы оттащили солдат с дороги. Быстро снимают с них шинели, сапоги и каски.

    По приказу Вакуленчука несколько матросов переодеваются. Затем они выстраиваются на дороге. Мичман отдает команды:

    — Застегнись, Саша, только не суетись… Чуб убери, Андрюша… Да вы каски-то надвиньте… фрицы… Повторяю: главное, ребята, — охрана у входа и дзоты. Вышка наша… Ну, Милованов, давай командуй… Напра-аво! Шагом марш!.. Каски надвиньте!.. Фрицы! — засмеялся он.

    Ровным строем матросы подошли к воротам внешнего ограждения складов. Вакуленчук нажал кнопку звонка… Из контрольной будки вышел солдат. Начал возиться с замком. Открыл. Раздвинул ворота и вышел… Удар!.. Двое подхватили обмякшее тело, оттащили к будке…

    Резкий, воющий звук сирены разорвал тишину ночи… Бешено начали стрелять пулеметы. Матросы кинулись к ним…

    Впереди бежит Вакуленчук. Он приказывает:

    — Пошел! К вышке!.. К вышке!.. Полундра!

    С вышки открывают огонь. Мичман бросает гранату. Вышка взрывается.

    У амбразуры дзота, неестественно запрокинув голову, лежит матрос… Немецкая каска, как «ванька-встанька», качается у его ног… Пулемет из дзота беспрерывно обстреливает лежащий впереди лес.