Возмездие

Когда Тони был ребенком, Ванесса активно занималась собственной карьерой и не собиралась отягощать себя материнскими заботами. Чаще всего она оставляла сына со своей матерью, у которой, впрочем, тоже не нашлось для внука ни любви, ни тепла. Бабка терпеть не могла Тони, считая, что он нарушает ее покой на старости лет, и она давала ему это понять. Ни она, ни Ванесса никогда не приглашали в дом друзей и знакомых, поэтому у Тони не было возможности наблюдать нормальное человеческое общение.

Вот почему, вспоминая свое детство, Тони видел картину, достойную учебника по психиатрии. Именно так, казалось ему, и формировались изуродованные характеры, обладателей которых ему приходилось лечить в клинике или преследовать в качестве полицейского профайлера. Эти люди никогда никому не были нужны. Их строго, порой жестоко наказывали за самые обычные детские шалости или неосторожность. Они не знали ни любви, ни заботы и понятия не имели об обычных человеческих отношениях, необходимых для нормального развития. Отсутствие отца, чрезмерно агрессивная мать… Каждый раз, когда Тони беседовал со своими пациентами-психопатами, ему казалось, что они рассказывают о его собственном безрадостном детстве. Наверное, думалось ему, именно по этой причине он стал таким хорошим психиатром. Тони понимал этих людей, потому что сам едва не стал таким, как они.

Его спасло и даровало бесценную способность сочувствовать и сопереживать то единственное, что вообще способно спасти человека с больной изуродованной психикой. Любовь… И пришла она к нему с самой неожиданной стороны.

Тони не был привлекательным ребенком. Он помнил, что в детстве не сомневался в этом, потому что ему постоянно об этом напоминали. Как обстояло дело в действительности, сейчас сказать трудно, поскольку никаких объективных свидетельств не сохранилось, за исключением разве что пары школьных фотографий, которые под нажимом классного руководителя Ванессе Хилл все-таки пришлось заказать. Кто из детей на снимке — он, Тони знал лишь потому, что бабка несколько раз тыкала изуродованным артритом пальцем в его испуганную рожицу, приговаривая: «Каждый, кто только взглянет на эту фотографию, сразу поймет, кто здесь самый никчемный и бесполезный ублюдок».

Никчемный и бесполезный ублюдок Тони Хилл. Слишком короткие и слишком тесные форменные штанишки почти не прикрывают худые ляжки и узловатые колени. Плечи ссутулены, руки опущены по швам. Под шапкой взлохмаченных волос, которые выглядят так, словно их обладатель вынужден экономить на услугах парикмахера, узкое бледное лицо. На нем застыло испуганное выражение, свойственное забитому, затравленному зверьку, который не знает, кто и когда пнет его в следующий раз. Пожалуй, только глаза приковывают к себе внимание. Сверкающую в их глубине пытливую голубую искорку даже тогда ничто не могло затмить. Казалось, это выглядывает наружу не сломленный до конца характер.

Пока не сломленный.

В школе его, разумеется, без конца дразнили, а бывало, и поколачивали. Благодаря усилиям Ванессы и бабки Тони выглядел идеальной жертвой, и в желающих отточить на нем свое остроумие недостатка не было. Тони Хилла можно было безнаказанно поколачивать, не опасаясь, что назавтра его мать явится к директору и примется орать, как торговка из Гримсби. В школьные спортивные команды его брали в последнюю очередь, да и то неохотно, зато он чаще других становился мишенью для едких насмешек и неостроумных, а часто даже жестоких розыгрышей. Неудивительно, что школьные годы казались ему бесконечной чередой несчастий и унижений.

В очереди в столовую Тони всегда оказывался последним. Это был единственный способ вообще получить обед. Если он пропускал старших ребят вперед, вероятность того, что его пудинг со сладким заварным кремом окажется в тарелке с тушеным мясом или в супе с клецками, существенно уменьшалась. Малыши, вместе с которыми он стоял, никогда не ставили ему подножку, не толкали и не плевали в жаркое.

На женщин, работавших в школьной столовой, Тони почти не обращал внимания. Он еще дома привык смотреть в пол и надеяться, что взрослые его не заметят. Неудивительно, что Тони был застигнут врасплох, когда одна из поварих на раздаче внезапно заговорила с ним:

— Эй, да что это с тобой, паренек? — У нее был сильный местный акцент, и вопрос прозвучал почти как вызов.

Тони в панике обернулся. На мгновение ему показалось, что кто-то из школьных хулиганов подкрался сзади и высморкался ему на спину или испачкал школьный пиджачок мелом. Но позади никого не было, и он с ужасом осознал, что эти слова адресованы ему.

— Да-да, я с тобой говорю, глупыш.

Тони покачал головой. От страха его верхняя губа приподнялась, так что он сделался похож на оскалившегося терьера.

— Н-ничего, мэм… — пробормотал он.

— Вот и врешь. — Женщина добродушно усмехнулась и положила ему на тарелку добавочную порцию макарон, обжаренных с тертым сыром. — Иди-ка ты сюда… — И она кивнула головой в направлении бокового прохода, ведущего в кухню.