Возмездие

Мы подъехали к длинной и просторной взлетно-посадочной полосе, которую проложили непосредственно в лесу: все выкопали, затем грунт сравняли. Летное поле было пустым за исключением нескольких изувеченных крылатых машин, и кругом царила такая тишина, что можно было слышать зудящий гул насекомых в джунглях. Туда я и направился. Сразу нашлись хижины для проживания, лачуга радиопоста была спрятана чуть глубже. Ощущение жутковатое, будто из-под деревьев, из тени, на нас смотрели винтовочные прицелы. Но хижины оказались брошенными, на полу раскидана одежда, среди курток и маек рассыпаны фотоснимки женщин и детей. На радиопосту полнейший разгром, кишочки проводов тянутся из разбитых панелей, под башмаками хрупает стекло радиоламп. А еще мы нашли кружки с недопитым, остывшим чаем — на летном поле, возле одного из самолетов, над которым до этого трудились механики. Я подобрал с земли тощенький синий конверт с австралийской маркой. Нераспечатанный.

Итак, то место, ради которого нам предписывалось сложить свои головы, было попросту брошено без каких-либо объяснений. Наше командование не сказало нам ничего; летчики перед побегом тоже с нами не посоветовались. Нас оставили как есть, без прикрытия с воздуха.

С этого момента любой сценарий развития событий выглядел один другого хуже. В тот же день, только поздним вечером, кто-то из наблюдателей на пляже сообщил, что видит японские десантные суда, идущие на север, в сторону соседней деревни. Пока спускалась тьма, я передал на батареи приказ подполковника Джефсона. В наушниках проквакал голос артиллериста, подтвердившего прием, и буквально через несколько секунд гулко ухнула первая гаубица, за ней еще и еще. Всю ночь напролет, словно тараны по массивной, шатающейся двери, били орудия. Временами мы видели короткую вспышку, на мгновение из тьмы выхватывало силуэты каучуковых деревьев, но не более того. Я знал, что батареи работают с переносом огня, бичуя пляж и море, и что десантные суда вместе с солдатами разлетаются на куски и тонут, копируя геометрическую фигуру, изображенную на карте офицера-артиллериста.

Забрезжил рассвет. Мы выпустили более тысячи снарядов. Ответа на ночной обстрел не последовало, и когда мы выслали разведчиков, они сообщили, что подполковник Джефсон молотил по пустому морю. Не было десанта.

Позднее тем же утром я отправился на пляж. Почти всю ночь пришлось дежурить вместе с моими связистами. Здешние пляжи невероятно красивы, с кокосовыми и мангровыми пальмами, с мелким чистым песком на фоне теплой зелени моря. Я остановился под кронами деревьев, восхищаясь рисунком волн, набегавших на берег. Странно было стоять в тихом одиночестве на безлюдном пляже протяженностью в милю, имея за спиной длинную стену из пальм. В ту минуту мне чудилось, будто я совершенно один жду появления японцев. И тут вновь раздался ворчливый грохот, только более низкий и далекий по сравнению со вчерашним, словно где-то на море бушевала гроза. До только дело было в другом, и продлилось это примерно с час.

Сам того еще не зная, я услышал начало обрушения Британской империи. Там, на море, прямо за горизонтом от того места, где стоял я, два самых могучих, самых непобедимых линкора в мире — «Принц Уэльский» и «Отпор» — вместе со своим эскортом из эсминцев попали под атаку целого роя японских торпедоносцев. У них не было воздушного прикрытия. Подобно сухопутному броненосцу, каким был Сингапур, подобно нам, эти корабли играли сейчас трагическую роль в военной драме на тему «У кого новее, тот сильнее». Они отжили свой век. Помню, как я стоял там, слушая гул разрывов, пока мои товарищи, такие же связисты, сидели на радиопостах, в захлопнувшихся стальных ловушках под мостиками громадных линкоров.

Для нас эти корабли были ключом к спасению. Мы их ждали, но надежда лопнула, когда по радио подтвердили, что оба линкора потоплены буквально в двух часах хода от Куантана. Адмирал Филипс направил свое титаническое оружие к нам, потому что тоже считал, что мы угодили под вторжение, он тоже слышал про японский десант в нашем секторе. Вот как оно вышло: наш же, свой наблюдатель-паникер невзначай приблизил конец стратегической и даже исторической эпохи. Абсурд. Хиленькие, близорукие, страдающие от «куриной слепоты» японцы уничтожили наше средство устрашения в последней инстанции. Мы впервые всерьез задумались над возможностью разгрома.

10 декабря мы получили подкрепление: несколько броневиков и остатки сикхского батальона 12-го Пограничного полка: закаленные солдаты, отошедшие с севера Малайи. И пусть у нас в Куантане больше не осталось аэродрома, зато появился собственный капеллан, приятный человек по фамилии Пью. Приказом Персиваля всем пограничным и прочим войскам на севере предписывалось принимать бой с японцами, «сковывая и сдерживая продвижение противника», после чего отступать и вновь сражаться. Вскоре и нам предстояло узнать, что лягушачьи прыжки с арьергардными боями куда проще придумывать в штабах, нежели воплощать на деле.