Поэтому я хочу попросить вас об одолжении. Не как король своего советника, а как сын – отца: позаботьтесь о Селесте. Она моя королева, а значит, и ваша. Если с ней что-нибудь случится, я не вижу во всем этом никакого смысла. Удерживайте ее от глупых решений, таких, например, как попытки освободить меня.
Чистое счастье растеклось по венам жрицы, и пальцы ее невольно коснулись кольца, спрятанного под одеждой. Легкий, радостный смех сорвался с ее уст.
– И вы показываете мне это только сейчас?
Нат не хотел, чтобы она наделала глупостей. Но для этого было уже слишком поздно.
На лице Карима появилась улыбка.
– Вы не та женщина, что склонна принимать легкомысленные решения. Кроме того, я не думал, что слова моего сына могли что-то изменить.
С этим Селеста могла только согласиться.
– Как хорошо, что я редко слушаю Натаниэля. – Улыбаясь, девушка сунула письмо в карман своего плаща.
Стемнело; деревья отбрасывали длинные тени на маленькую полянку и лицо Карима. Последующее движение возникло словно из ниоткуда.
Две сильные руки легли на Карима сзади и прижали к его рту тряпку. Распахнув глаза, Селеста закрыла руками рот и заглянула в глаза, которые внимательно следили за ее реакцией.
Карим отбивался. Хрипел, хватался за руки нападавшего. Но было слишком поздно. Веки лорда дрогнули, и он потерял сознание.
– Эспен, в чем дело? – с испугом спросила она и попятилась от своего телохранителя. Тот опустил тело Карима, который потерял сознание, на лесную подстилку.
Эспен поднял руки, показывая, что безоружен.
– Простите, жрица. Но Карим хотел предать вас. Он не на нашей стороне.
Глаза Селесты сузились:
– О чем вы говорите?
Нерешительными шагами Эспен приблизился к ней.
– Я обещал королю позаботиться о вас. Так, как когда-то обещал Эстель.
Едва было произнесено имя ее матери, все внутри Селесты сжалось. Сердце болезненно сдавило.
– Какое отношение к этому имеет моя мать? – задохнувшись, выдавила она.
Взгляд Эспена утратил твердость. В глазах его плескалась нежность, которой прежде Селеста в них не видела никогда.
– В тот раз я не рассказал вам всей правды о вашей матери и обо мне. Я сказал, что не видел Эстель со времени нашего пребывания в приюте, но это неправда. Когда вы только родились и мы увидели у вас на шее трискелион, Эстель попросила меня отвести вас в безопасное место. К этому моменту она уже была атеисткой и не хотела, чтобы вы попали к ним в руки. Атеисты либо убили бы вас, либо использовали в своих целях. Эстель знала, насколько жестокими могут быть повстанцы, и не хотела, чтобы вы выросли вместе с ними.
Кровь зашумела в ушах Селесты, едва она услышала это признание.
– Вы присутствовали при моем рождении? – в замешательстве уставилась она на телохранителя. Она считала, что в это время Эспен уже давно переехал в Солярис. Селеста даже не подозревала, что Эстель и Эспен вообще не прерывали контактов друг с другом. Он солгал ей, когда они говорили о ее матери, или, по крайней мере, не рассказал всей правды. Правды, которая проливала свет на то, чего Селеста даже не ожидала узнать.
Эспен прерывисто кивнул.
– Ваш отец был в поездке по поручению атеистов, а Эстель не хотела быть одна при рождении своего ребенка. Ей нужен был друг, который находился бы рядом.
В горле жрицы образовался ком. Как ей ни хотелось узнать больше о своей биологической матери и своей собственной истории, момент для этого сейчас был крайне неподходящим. Но вдруг Селеста застыла на месте.
– Подождите! – выдохнула она. – Вы мне тогда сказали, что она ушла из детского дома раньше, чем вы, и после этого вы ее больше не видели. Это было до того, как она попала к атеистам и родила меня.
Телохранитель остановил на Селесте виноватый взгляд.
– Не видел, если не считать этого момента. Признаюсь, после того, как мое время в детском доме вышло, я провел расследование, чтобы найти Эстель. Было такое чувство…Когда я был в гостях в Самаре, то действительно совершенно случайно встретил ее на улице, когда она была уже беременной. Наша старая связь тут же вернулась. Так одно перешло в другое. Сегодня я думаю, что это, наверное, была судьба. Потому что теперь я телохранитель ее дочери.
Это объяснение казалось таким простым. Таким невинным. Таким обнадеживающим. Селесте почти хотелось, чтобы это было правдой. Но она знала лучше. Поэтому только вздохнула.
– А знаете, почему лучше всего всегда говорить правду? Потому что не нужно думать, что кому можно рассказать, а что нужно скрыть.
При словах жрицы глаза Эспена превратились в узенькие щелочки.
– Что вы имеете в виду?
– Что можно уже перестать делать вид. Вы сами дали мне совет тренировать божественные способности. Я вижу вашу истинную сущность. – И то, что она там видела, пугало Селесту больше, чем можно было представить.