Возмездие неизбежно

Картина, открывшаяся перед моими глазами, впечатляла. Тирн и Рут ударили практически одновременно, застав римских караульных врасплох. Прежде чем внушительный караул лагеря Скрофы сумел сосредоточить силы в месте удара восставших, бойцам Рута и Тирна удалось смять легионеров и прорвать линию укреплений. Нашпигованные гневом и яростью гладиаторы, выросшие буквально из-под земли, перемахнули вал и начали перепрыгивать через ров, поджигая факелы и закидывая ими палатки римлян. Гладиаторов попытались встретить караульные. Тщетно! Сонные, утомленные переходом римские солдаты, выставленные в караул, дрогнули и вместо того, чтобы объединить усилия под натиском врага, бросились врассыпную. Кто-то сумел подать сигнал тревоги, но походные палатки уже полыхали огнем. Многих легионеров смерть застала во сне лапами удушья. Те же, кто высунулся из палаток, в эту ночь оказались лицом к лицу с разъяренными гладиаторами, которые не знали никакой пощады. К тому моменту, как на поле боя прибыл я, несколько тысяч римлян, которых удалось застать врасплох молниеносной атакой, оказались повержены. Из лагеря сломя голову бежали целыми группами дезертиры, каких насчитывались сотни человек. Остальные, будучи зажатыми в тиски с двух флангов, терпели огромные потери и разменивали десять легионеров на одного гладиатора. Римляне пытались отступать из пылающего лагеря вон, к стенам Брундизия, чтобы в чистом поле искать возможности взять строй и наконец дать отпор атакующим. Во главе римлян стоял Тремеллий Скрофа, который наравне со всеми сражался с врагом в первых рядах и успевал отдавать распоряжения. Я понимал, что пощечина, которую пропустил молодой квестор, не сможет уложить его на лопатки. Потеряв людей совершенно нелепым образом, Скрофа сумеет выстроить свои когорты и, несмотря на все старания моих полководцев, контратаковать. Численное преимущество римлян было слишком велико. Но в этот момент на поле боя появились мои когорты.

Учитывая теперь уже реальную опасность появления Лукулла, нельзя было позволить римлянам взять строй, что неминуемо затянет бой и изменит его тактический рисунок. Приходилось уповать на ярость и мужество моих бойцов. Словно стая диких оголодавших псов, ведомых природными инстинктами, восставшие бросились на пытавшихся прийти в себя римлян, многие из которых бросали свое оружие и пытались бежать, показывая спины, не обращая никакого внимания на крики своих офицеров и угрозы повторения децимаций. Удар пришелся в тыл и внес смятение в ряды врага. Несмотря на всю ярость наших атак, несколько центурий все же сумели взять строй и пытались сдерживать наше наступление, тем самым давая перевести дух остальным легионерам, но ничего путного из этой затеи не выходило. В отличие от легионеров гладиаторы, отнюдь не боявшиеся сегодня умереть, навалом продавливали плотные построения римлян, вскрывали «черепахи», каждый раз заставляя легионеров отступать.

Я видел в глазах своих бойцов решимость довести начатое до конца, тогда как в глазах римлян сегодня я видел только лишь страх и отчаяние. Похоже, Скрофа никак не ожидал, что подлый раб со своим единственным легионом рискнет высунуть свой нос из-за брундизийских стен. Более-менее организованное отступление легионеров в один прекрасный момент захлебнулось и превратилось в уже неконтролируемый сумбур. Среди легионеров началась все нарастающая паника, послышались первые вопли, мольбы о пощаде. Я видел, как Рут отчаянным броском прорвался к Тремиллию Скрофе и лично расправился с римским полководцем…

Для тех, кого подослал Красс к стенам Брундизия, теперь все было кончено, но не менее отчетливо я понимал, что никто из них в это раннее утро не уйдет с поля боя живым. Я обязан был дать выплеснуть своим людям всю накопившуюся за долгое время ярость, которая буквально пожирала их изнутри.