Возьми карандаши

Ведь вера — сама воплощение чуда.

Мудрец

Мудрец насвистывал, налаживая транспорт:

Педали, цепь, руль, раму и седло.

— Привет, мой мир. Знакомимся? Ну, здравствуй!

Тебе принёс на пробу ремесло:

Смотри, смотри, я быстрый, будто птица!

Вчера я ветер в беге обогнал.

С горы без ног я должен был спустится.

Я с ветром спорил. Ветер проиграл!

Я лишь рассвет не обогнал ни разу,

Но дело тут совсем и не во мне,

Ведь он спешит, упрямая зараза,

А я плетусь на двухколёсном пне…

Каков, скажи!..

Мир рассмеялся звонко

И мудреца по-дружески обнял.

"Езжай, мудрец! Но только потихоньку.

Рассвет ещё никто не обогнал".

Комната и рука

Рука приникла к изголовью кресла…

Нет, не приникла — рухнула навзрыд

И в комнате тот час же стало тесно

От маленькой фарфоровой руки.

К тоске её склонились ближе стены

Не подпуская тёмный небосвод,

Не допуская страшной перемены,

Что, может быть, всю силу заберёт.

Рука рыдала в изголовье стула,

Боясь, пошевелившись, рухнуть в пол,

И стать едва заметным полулунным

Пятном оконным, втоптанным в ковёр.

А стул молчал, упёршись в подоконник

А что он мог? Ведь он же просто стул.

Склонялись стены. Птица, как церковник,

Считала такты прожитых минут.

А в остальном всё было тихо.

Промозглый вечер

Курить не хочется, ни хочется рыдать,

Под тёплым пледом прятаться не хочется,

Не хочется внимать и понимать…

Совсем. Со всеми. Ничего не хочется.

Пью чай. Горчит. За окнами темно.

Пыхтит кастрюля, паром задыхаясь.

При деле все: сосед включил кино,

Жена его, перекричать стараясь

Включила пылесос и патефон,

Открытку музыкальную включила,

И с этой какофонью в унисон

Машина скорой помощи завыла…

А я сижу и пью горячий чай

(Он, кажется, уже не так горчит).

Кастрюля поперхнулась невзначай.

Закончила. Я выключил. Стоит.

Курить по-прежнему не хочется. Совсем.

Под плед не хочется. За окнами темно.

Сирена смолкла. Чей-то голос сел.

И кто-то тихо выключил кино.

Возможно ли?

Возможна ли любовь,

но без определенья?

Структуризации и нарезания её?

Всему — своё.

И строгость песнопений

И время (как же!) каждому своё.

Да.

Но любви возможно ли оставить

Пустые строки?

Чтобы до зари

сама любовь могла бы переплавить

И вес, и меру — в торжество любви.

Неузнанной, неназванной.

Стоящей

Достойно — в стороне от всех невзгод.

Пустой строкою с сердцем говорящей,

Как говорит над нами небосвод?

Возможно ли, не назначая меру,

Не проверяя верность теорем

Любовью — жить:

Адамом — самым первым –

Не понаслышке знающим Эдем?

Заснеженный мост

Заснеженный мосток (вообще-то мост,

Для красоты переиначила слегка)

Корнями — сваями в тугой асфальт пророс;

Бегут машины, как бежит река.

Немолчная, с раскатами, в разливах.

То стихнет, а то снова зазвучит:

Здесь водный рокот заменяют шины –

Бежит река, шумит, пыхтит, свистит.

Мост держит фонари, пока в востоке

Не встанет свет, не встанет новый день.

И в новоприбывающем потоке

Не раствориться ночи канитель.

Дрозофилофобия

Мух развелось… (откуда?!) Тьма!

(Ну да, ну да — ремонт в подъезде!..)

Но где же всё-таки пролезли?.. –

На две недели кутерьма.

И наглые! На дихлофос и тряпку

Вот только не плюют, летя;

Лихие мерзкие малявки

Как на курортах колесят!

С утра поймать ещё возможно,

Лишь стоит к ним подкрасться, но

Всю соблюдая осторожность:

Посуда хрупкая, трюмо…

Растёт триумф: аплодисменты

С утра до вечера их ждут.

На дихлофос и репелленты

Они по-прежнему кладут.

Эх, видно снова генуборкой

Мой будет занят выходной…

Закончили б уж с этой стройкой!

…И всей крылатой мелюзгой.

Сонная песня

Прислушайся: голос –

От сердца до сердца

Как будто бы волос,

Как будто бы дверца;

Волшебным мотивом

Стучат килогерцы

И в тихой прихожей

Рождается песня.

Не слышно — едва ли! –

Но будто свирелью

Слова зазвучали

За дальнею дверью.

Недвижим стою я,

Почти не дыша,

А рядом — дотронься! –

Сон видит душа.

Прекрасный, прозрачный

И радостный сон,

О том, что в принцессу

Царевич влюблён…

(Должно быть. Не важно,

Лишь музыка льётся

И, полная этою песней

Смеётся

Душа, что за дверью).

Темно в коридоре.

Не буду мешать — эту дверь не открою.

Пусть льются во времени добрые звуки.

И пусть — я прошу — пусть услышат их внуки.

***

Так удивительно бывает иногда…

(Два дня… Десятое стихотворенье!..

Два, Карл, дня!) А, в прочем, как всегда:

Разит вопрос, рождая вдохновенье.

И мысль полетела, завилась,

Заслушалась… И скрылась за горою.

Нет, милая, ты рано унеслась,

Иди сюда: не дам тебе покоя!

Так удивительно! Я словно на волне

О, Боже! "Я"! О, призрак графоманства!

А пусть его. В писательской родне

Местоименье не лишит гражданства.

О, как я счастлива! Ответам на вопрос,

Полёту мысли, волнам вдохновенья..!

(Мне думалось, что мозг травой порос –

Он, оказалось, жаждал сочиненья!)

Дух противоречия

О, Дух Противоречия, святой!

Ты столько создаёшь и разрушаешь!

Ты жив! Как жив никто другой!

Ты сам себя порой не понимаешь.

Ты крылья, ты полёт, ты ангел, дэв,

Чудовище пучин, лесная фея.

Зову, все опасения презрев,

Боясь в себе подобного моленья.

О, Дух святой! О, Дух Противоречья!

Мы встретились в одной из высших сфер –

Взаимным светом участи облегчить,

Mon cher7.

В полузабытой мастерской