Лера уже давно оттягивала этот неприятный разговор, предчувствуя, что ничего хорошего из него не выйдет. В самом деле, ну что она может? Алименты с отца суд имеет право взыскать, а обязать к общению с дочерью — нет, не имеет.
Машка заснула, продолжая во сне сжимать руку матери, а Лера просидела полночи без сна, но так и не нашла оптимального решения проблемы. В конце концов она решила выждать еще чуть-чуть, надеясь, что, может, все-таки Илья усовестится и объявится сам. Это была страусиная политика, и Лера прекрасно понимала, что просто прячет голову в песок. Но уж слишком многое навалилось на нее в последнее время, чтобы со всем справиться достойно. С такими мыслями она и заснула на самом исходе ночи, когда до начала рабочего дня оставалось всего два с половиной часа.
5
Лера честно постаралась выполнить все обещания, данные ей Скворцову: уговорила Наталью самолично делать ему уколы вместо Насти, чем несказанно обидела последнюю, договорилась, правда не без скандала, на кухне о том, чтобы иногда кашу деду заменяли на что-нибудь более удобоваримое. Кроме того, она теперь тщательно следила за тем, чтобы санитарки Галя и Надюша регулярно открывали в палате форточку, что они раньше делали далеко не всегда, хоть это и входило в их обязанности.
Единственное, чего не удалось сделать Лере, это поговорить с родственниками старика. Они в больнице так и не появлялись, Светка их координат не знала, а Максимов на просьбу Леры дать телефон опекунов Скворцова ответил неожиданно резким отказом.
Сам же дед чувствовал себя сносно и, хоть продолжал ворчать, во время утренних обходов, все же стал более покладистым и сговорчивым. Особенно обрадовал его принесенный вместо овсянки омлет. Он долго придирчиво разглядывал желтоватую массу, лежащую на тарелке, затем осторожно подцепил кусочек вилкой и отправил в беззубый рот. Прожевал, замер на несколько секунд, точно прислушиваясь к тому, как пища улеглась в желудке, и стал есть дальше, поспешно, жадно, причмокивая и разбрызгивая слюну.
Лера наблюдала за ним с улыбкой, стоя у двери в палату, и, к удивлению своему, не чувствовала никакой брезгливости, смущало лишь нечто сродни умилению. Так когда-то с радостным интересом она смотрела, как полугодовалая Машка, захлебываясь, и, пачкаясь, ест свою первую кашку.
— Дед, ты прямо как ребенок, — с незлой насмешкой произнес Андрей, точно прочитав Лерины мысли.
Степаныч ничего не ответил, доел омлет до конца, вытер тарелку корочкой хлеба и, довольный, отвалился на подушку.
Андрей искоса взглянул на Леру, затем полез в тумбочку, достал оттуда блокнот и принялся водить в нем карандашом.
За этим занятием Лера часто заставала его, когда заходила в палату. Поначалу она думала, что Андрей со скуки ведет нечто вроде дневника, и даже попыталась предложить ему ручку вместо карандаша, чтобы удобнее было писать. Но Шаповалов только усмехнулся, от ручки отказался, а блокнот тщательно прикрывал всякий раз, когда Лера приближалась к его кровати.
Парень явно шел на поправку. Лера методично, день за днем уменьшала дозу гормона и с удовлетворением отмечала, что астматические хрипы при прослушивании становятся все менее заметными, а сердце пациента работает исправно, действительно как хороший мотор.
Он по-прежнему предпочитал ни на что не жаловаться, так что Лере иногда буквально клещами приходилось вытягивать из него правду о самочувствии. Вообще, с Лерой Андрей был немногословен, даже, можно сказать, молчалив. Ответит на ее вопросы, а сам в свою очередь не скажет ничего.
Леру это слегка задевало. Она уже знала, что Шаповалов, или Дрюня, как все его называли в отделении, является любимцем персонала. Его обожали и санитарки, и сестры, и даже стервозная, лишенная всяких сантиментов Светка. Обожали именно за легкий, неунывающий характер, за умение поддержать любой разговор, рассмешить. Часто, войдя в восьмую палату, Лера и сама становилась свидетельницей оживленного, веселого спора между Дрюней и Степанычем, причем оба за словом в карман не лезли, и особенно первый.
Ругались, острили, поддевали друг друга, хохотали.
И однако ж, едва завидев Леру, Андрей умолкал, становился серьезным и даже замкнутым, снова тянулся к своему блокноту. Получалось, что она для него так и осталась чужой, не внушающей доверия, и это было обидно.
…Спустя неделю Светку наконец проводили в декрет. Ее уход неожиданно сильно осложнил Лерину жизнь. Прежде Светлана невольно являлась буфером между ней и Максимовым. Именно к Светке Лера обращалась за помощью, если возникали какие-то вопросы, перед ней она отчитывалась за свои действия и назначения.
Светлана бывала груба и категорична, но ее недостатки казались конфеткой в сравнении с тем, что творилось теперь.
Теперь Лере пришлось напрямую общаться с заведующим. Он же вел себя совсем не так, как в первые дни их знакомства, полностью подтверждая прогнозы Анны: «Откажешь — получишь кучу проблем».