– Нелогично вы поступаете, Николай, – сказала я. – То преследуете Зину, проходу ей не даёте, умоляете вернуться, а теперь с другой. Непостоянная у вас любовь.
Коля самодовольно ухмыльнулся.
– А чего мне теряться? Как говорится, была бы честь предложена. Баб как грязи. Мужчина с капиталом один никогда не останется.
И ведь он прав! У нас в стране какой-то дикий демографический перекос. Может, по переписи населения мужчин и женщин поровну, а по факту мужиков не хватает. Расхватывают всех: и с капиталом, и без, и даже на таких плюгавеньких экземпляров, как Николай, очередь.
– Так-то оно так… – протянула я. – Да уж больно много людей видели, как вы Зину преследовали. И слышали, как угрожали Андрею, ее новому мужчине.
– Мало ли чего сболтнёшь, когда выпимши, – невозмутимо ответил Николай.
– Проблема в том, что Андрея убили…
Самодовольная ухмылка сползла с лица замухрышки.
– А вы, получается, главный подозреваемый, – продолжала я. – Вас следователь Дубченко еще на допрос не вызывал, нет? Значит, скоро вызовет. А потом сами знаете как: коготок увяз – всей птичке пропасть.
– Почему это у меня коготок увяз? – пришёл в себя Николай. – Нет у меня никакого коготка! И не было никогда!
– Был, был коготок. Люди всё видели, всё слышали. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. У вас, поди, и алиби нет на время убийства? На работу вы не ходите, околачиваетесь дома, свидетелей нет. Если что, то вот эта гражданка, – я кивнула на дверь за его спиной, – не считается, ибо заинтересованное лицо.
– На какое вре… – Николай вдруг зашёлся в диком кашле.
– Поменьше бы вам курить, – посоветовала я. – В тюрьме с сигаретами напряженка.
– На какое время нужно алиби? – наконец выдавил из себя подозреваемый.
– Период довольно длинный: с восемнадцати часов двадцать первого сентября до восьми утра двадцать второго сентября. Сами понимаете, на такое время ни у кого нет алиби.
– А у меня есть! – вскричал Николай и победно вскинул руку вверх. – Есть! Я был в Питере, на свадьбе у единственного племянника!
– Придумайте что-нибудь другое, – снисходительно сказала я. – Вы не могли быть на свадьбе у единственного племянника.
– Почему?
– Потому что свадьбы устраивают в субботу, уж я-то знаю, о чем говорю, у меня самой скоро свадьба. А двадцать первое сентября была среда.
– Ну правильно, среда! Я выехал из Москвы во вторник ночью, сел на поезд «Красная стрела», и утром был в Питере. Свадьбу решили праздновать в среду, так ресторан дешевле, из гостей только родственники, посидели узким кругом. Уехал я в четверг вечером тем же поездом.
– А что вы подарили единственному племяннику? – подозрительно прищурила я глаза.
– Самый лучший подарок! Деньги! От сердца оторвал!
– Может, у вас и билеты на поезд сохранились?
– Нет, не сохранились, но они остались в компьютерной базе. И у меня есть десять свидетелей. Так вашему следователю и передайте!
Какой чертовски везучий человек этот Николай. Неприятный, но чертовски везучий. Учитывая бабкину квартиру на Арбате, можно даже предположить, что он продал душу дьяволу. А вот мне сегодня не повезло. Это был последний кандидат на роль убийцы, и, увы, версия провалилась с треском. Тяжело вздохнув, я затопала вниз по лестнице.
– Эй, постойте! – окликнул меня Николай. – Зинка меня вспоминала? Что говорила?
Я обернулась:
– Подкатить желаете?
– Не ваше дело, имею право!
– Чтобы она опять вашу квартиру на Арбате драила?
– Не только. У меня, может, к ней чувства остались.
– Вы понимаете, что вы с ней разного поля ягоды?
– Что это значит?
– Она… – я сделала паузу, подбирая подходящее слово, – луноликая. А вы…
– А я? – приосанился мужичок.
– А вы лезете со свиным рылом в калашный ряд.
Глава двадцать девятая
Всю дорогу до дома я переживала, что так грубо ответила человеку. У меня было плохое настроение, и я выместила его на Николае. А ведь мужчина абсолютно ни в чем не виноват! Зато я чувствовала свою вину, да еще какую!
Прошло уже почти две недели, как я веду расследование, однако я ничем не помогла Юльке Лукониной. У меня были отличные версии с крепкими подозреваемыми, но они рассыпались одна за другой, и мне опять надо начинать с нуля. А я уже, кажется, переговорила со всеми, кто знал Андрея Мохова. Даже не представляю, что я еще могу предпринять. Вообще никаких идей. Я зашла в тупик. Возможно, мне следует немного отвлечься, день или два позаниматься своими делами, а потом решение придёт само собой.
Дома я не могла толком ни на чём сосредоточиться, всё валилось из рук. Села за компьютер работать – и бросила. Пошла на кухню перекусить – и застыла перед раскрытым холодильником. Решила сложить деньги в пачки, чтобы они не валялись на полу – и не нашла банковских резинок. А не нашла, потому что их отродясь у меня не водилось, следовало купить сегодня, а я забыла…