Возьмите и себя развлеките

Так или иначе, но у публики появился повод отвлечься от трудностей военных лет, от нехватки продуктов, от учебных затмений, от политического недовольства, и она занималась только этим происшествием в течение всех тех недель, пока велось расследование в Чапультепеке.

Каждый человек — это целый мир, каждый думает по-своему и никто ни с кем ни в чём не может прийти к согласию. И представьте себе, что эта тёмная история даже оказала влияние на исход выборов: с целью преградить дону Максимино дорогу к президентскому креслу (ведь всем было известно о его тайных притязаниях на наследование дону Мануэлю, по-братски или силою оружия) распустили ложные слухи о том, что генерал приказал похитить Рафаэля, дабы он не сообщил инженеру о связи генерала с Ольгой.

Вы помните, конечно, что эта выдающаяся личность имела общеизвестное пристрастие к так называемым любовным похождениям. Скромность, профессиональный долг, уважение к горю сеньоры Андраде и к её сегодняшним сединам — всё это не позволяло мне сказать вам ранее, что в 1943 году Ольга была очень красивой женщиной. Так что клевета упала на плодоносную почву, хотя слух этот не попал и уже никогда не попадёт на страницы газет. Надо было положить конец всем этим разговорам. Прибегнув к методам, рассказывать о которых здесь неуместно, добились того, что ученики торреро подписали признание, развеевшее все сомнения и заставившее замолчать злословие. Ученики торреро воспользовались безлюдностью парка и близорукостью сеньоры, подстроив всю сцену с появлением человека из подземелья, чтобы похитить ребёнка и потом потребовать выкуп (инженер Андраде разбогател за те несколько лет, что находился под покровительством дома Максимино). Перепугавшись, они убили Рафаэлито, расчленили труп и бросили останки в Каналдель-Десачуэ.

Общественное мнение грешит (или грешило) доверчивостью — никто не потребовал объяснить некоторые противоречия.

Например, когда успели ученики торреро расчленить ребёнка на куски и бросить его в тёмные воды (кстати, от Чапультепека до этих тёмных вод самое малое двадцать километров), если один ученик, как я сказал выше, побежал вызывать полицию и инженера Андраде, а другой всё время оставался возле Ольги, и оба они находились на месте преступления, когда прибыли официальные лица и родственники.

Но вообще-то всё в этом мире покрыто тайной, и каким бы ничтожным ни казалось то или иное происшествие, оно всё равно не бывает освещено удовлетворительным образом. Для отвода глаз напечатали фотографии головы и туловища мальчика; эти останки были вытащены из Канал-дель-Десачуэ. Несмотря на то, что труп уже изрядно подвергся разложению, всякому было ясно, что это останки мальчугана лет одиннадцати-двенадцати, а не шестилетнего ребёнка, каким был Рафаэль. Но в Мехико это дело обычное: начинают искать труп исчезнувшего, а пока ищут, находят много других.

Верно говорят: хочешь что-то спрятать, положи эту вещь на виду у всех. По этой причине, а также и по причине волнений из-за самого прискорбного случая и связанных с ним непредсказуемых осложнений представляется извинительным тот факт, что я не начал вести расследование, с чего надлежало, то есть с допроса сеньоры Ольги о той личности, которая исчезла вместе с её сыном. Непростительно (должен смиренно это признать), считая нормальным то обстоятельство, что человек вручил Ольге цветок и газету, не изучить, как следовало, эти предметы.

Быть может, откладывать этот допрос до последнего заставляло меня предчувствие того, с чем мне придётся столкнуться. Когда уличённые и сознавшиеся ученики торреро уже искупали свою вину, отбывая тридцатилетний срок на островах Лас-Трес-Мариас, и все (за исключением родителей) признали останки, найденные в Канале, за останки мальчика Рафаэля Андраде Мартинеса, я приехал в дом 106, по улице Табаско, чтобы снова допросить сеньору.

Она очень подурнела, постарела, словно прошло не три недели, а двадцать лет. Она не теряла надежды на то, что ей вернут сына. Ради этого она и нашла в себе силы ответить на мои вопросы. Если память мне не изменяет (она у меня всегда была хорошей), то диалог был приблизительно такой.

— Сеньора Андраде, когда мы беседовали с вами в прошлый раз, в санатории в Михкоаке, я не счёл уместным спросить вас о некоторых подробностях, которые сегодня представляются мне весьма существенными. Прежде всего, как был одет человек, который вышел из земли, чтобы увести с собой Рафаэля?

— Он был в мундире.

— В мундире военном, полицейском или лесничего?

— Вы знаете, без очков я плохо вижу, но я их не ношу. Из-за этого всё и случилось, из-за этого, — и Ольга зарыдала.

— Успокойся, — вмешался муж.

— Простите, вы мне не ответили: какой на нём был мундир?

— Синий, с золотом, он казался выцветшим.

— Тёмно-синий?

— Скорее светло-синий, голубой.

— Хорошо, продолжим. В моём блокноте записаны слова, которые сказал вам этот человек: "Возьмите и себя развлеките. Возьмите и к себе приколите". Не кажутся ли они вам странными?