Возьмите меня с собою. Рассказы

— Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей больницы! — сказал председатель.

Все в зале притихли и слегка напряглись. Я тоже заволновался. Не за себя, конечно… За папу.

— Мы пригласили сюда наших бывших больных, — продолжал председатель. — Пусть они скажут…

Я пристально огляделся, но не смог отличить бывших больных от просто здоровых.

— А кто тут… болел? — тихо спросил я у сердитой старушки.

— Ты что, не поймёшь?

— Не пойму.

— То-то и оно! — сказала она. Помолчала… А потом губы её немного разжались: так она. наверное, улыбалась.

К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показалось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.

— Это Андрюша, — сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.

В разных концах зала тоже зашептали:

— Андрюша… Андрюша…

— Его тут все знают? — спросил я старушку.

— А как же! Он был совсем слабый. Совсем…

Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.

«Если бы удалось поставить его на ноги! — говорил папа. — Если бы мне удалось!..»

Ему удалось. Бывший больной стоял на ногах!

Трибуна была Андрюше по пояс. Он схватил её обеими руками, словно хотел поднять и подбросить вверх.

— Я работаю! — заявил с трибуны Андрюша. — Я играю в хоккей! А потому, что есть на свете такие люди… Есть такой человек…

Я посмотрел в президиум и понял, о ком идёт речь: папы не было видно. Он и раньше-то сидел там, на сцене, в самом последнем ряду, а теперь уж совсем пригнулся и скрылся за чьей-то спиной.

И ещё двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью… Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны какие-то очень хорошие, радостные воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал…

Я сидел и делал разные фантастические предположения: «Вот если бы я учился на одни только пятёрки (чего на самом деле никогда в жизни не будет) и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен… А тут все врачи, медсёстры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то благодарили. Почему? — думал я. — Должно быть, потому, что они любят папу… И правильно делают. Разве можно его не любить?»

А потом был концерт. А потом были танцы… И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танцевать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.

— Я не умею танцевать… — извинялся папа. — Пригласите лучше Андрюшу!

— К нему не пробьёшься! — ответила папе молодая женщина в белом халате, которая в тот вечер, наверное, дежурила и забежала в зал на минутку.

К Андрюше и правда было трудно пробиться. Он больше всех танцевал, громче всех смеялся и разговаривал. Словно хотел доказать самому себе, что может всё это…

Папа не стал унижать меня: он ни разу не взглянул на часы, не сказал, что уже пора домой, потому что мне надо спать или делать уроки. Мы пошли в гардероб вместе со всеми.

Когда мы спустились вниз и папа уже протянул номерок, к нему вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.

— Проводите, пожалуйста, моего сына, — попросил папа не то Андрюшу, не то сердитую старушку, не то кого-то ещё.

Все согласились меня провожать.

— Я останусь здесь… ненадолго, — проговорил папа.

И побежал вслед за мужчиной в белом халате.

— Зачем он… остался? — спросил я.

— Для своего дела, — ответила старушка с придирчивыми глазами.

— Для какого дела?

— Спасать кого-нибудь будет…

Я шёл по улицам, которые были совсем уже готовы к празднику, хотя до него оставалось ещё целых три дня. Бывший папин больной Андрюша шёл рядом. Он так радовался разноцветным огням, словно было время, когда он уже не надеялся их увидеть.

Подходя к нашему дому, Андрюша тоже не удержался и сказал:

— А ты похож на отца! Честное слово… Похож!

Сказал так, будто наградил меня.

А я в ту минуту подумал, что, наверное, похож на папу только с виду. Или, как говорится, внешне… «А чтобы быть на него похожим по-настоящему, — думал я, — мне ещё надо… Ведь это не так легко — делать других счастливыми!»

Альберт Лиханов Как мы живём

Мой папа — Великий Кочевник. Так его мама называет, когда она в хорошем настроении. Папа тогда улыбается, кажется, вот-вот и он замурлычет от удовольствия, как котёнок. Зато когда у мамы настроение плохое, она называет его Несчастным Скитальцем. Отец смотрит на неё напряжённо, испуганно и походит на первоклашку, у которого пятиклассник хочет портфель отнять. И мне тогда жалко папу, потому что Великий Кочевник и Несчастный Скиталец прежде всего заместитель главного инженера.

Я даже слышал, как двое взрослых за моей спиной сказали про меня: «Это замов сын».

Сначала я не понял, а потом догадался: мой отец заместитель, сокращённо — зам, а я его, значит, замов, сын.