Возможная жизнь

С первого дня обладание Аней было. Ну, никогда ведь не скажешь наперед, как все получится. В трудные дни моей молодости я нередко порывал с женщиной после первого же свидания. А случались еще и групповухи. Но с настоящими возлюбленными, а их у меня было до Лори всего три-четыре, секс всегда складывался по-разному. Он мог стать способом выражения жажды, втягивающей меня в чужую жизнь, а мог – просто отдыхом. С Аней все оказалось иным. В обмен на полученную ею свободу делать со мной все, что она захочет, я мог позволить себе с ней любую вольность. И, наверное, главная странность состояла в том, что никакой завершенности я ни разу не ощутил, никогда не подумал: «Ладно, сегодня мы проделали это три раза, других вариантов не осталось». И наоборот, выходя из нее, я часто говорил себе, как было бы хорошо, если б она просто притронулась ко мне вот здесь, вот так, а я смотрел бы или. Не забыть бы об этом до завтра.

Тем ранним утром Аня, пока я вглядывался в нее, повернулась на спину, все еще продолжая дышать глубоко и ровно. Машинально убрала с лица прядь волос, чуть приоткрыла губы, словно разговаривая во сне. Груди ее лежали на ребрах, немного сдвинутые силой тяжести в сторону. Ноги были раздвинуты ровно настолько, чтобы я мог увидеть расщелинку между ними. И я, в сотый раз уступив искушению, тихо поцеловал ее туда и провел языком по желобку, снизу вверх. Он, на удивление влажный, легко разошелся, дав кончику моего языка коснуться ее там. Аня, так и не открыв глаза, пару раз вздохнула, провела ладонями по моим волосам и, раздвинув ноги пошире, приподняла меня, взяв за плечи.

Какое-то время спустя я спросил, давно ли она не спит.

– Не очень. Я почувствовала, что ты глядишь на меня. Возбудилась и притворилась спящей.

– Поэтому ты и была такой.

– Готовой ко всему, как выражаются в Северной Дакоте любители подледного лова.

Всякое случалось с нами в постели. Иногда мне выпадали редкие мгновения равновесия, полного владения собой, и я мог, ничем не рискуя, заставить Аню кончить, когда того захочу; и пока ее тело натягивалось, как струна, и билось, я чувствовал, что мне открывается нечто, долго сохранявшееся в тайне, что какое-то бремя воспоминаний спадает с моих плеч. И наконец она просила меня не сдерживаться больше – так, словно сама насладилась уже достаточно. Когда же я так и делал, когда Аня ощущала, что я набухаю в ней, ее пронизывала последняя, самая сильная судорога, и мне приходилось продолжать, пока она не выбивалась из сил.

А после. Ну, Лори обычно лежала в постели до бесконечности, водя кончиком пальца по моей спине, тихо напевая мне блюзы, которые слышала в клубах Южного Чикаго, где бывала в детстве со своим дядей. Аня же либо проваливалась в сон, либо вставала, одевалась и находила себе какое-нибудь занятие.

Я рассказываю эти подробности о себе и Ане потому, что секс был для нас чем-то большим обычного совокупления – силовой подстанцией, питавшей все, что с нами происходило. Он привязывал нас друг к дружке. Он и музыка. Мы словно обращались в единое существо. Я пытался соблюдать осторожность, отыскивал признаки того, что, быть может, позволяю себе идти по опасной дорожке, но мне продолжало казаться, что Аня еще должна получить от меня очень многое.

Например, она никогда прежде не бывала в Лос-Анджелесе, и город этот ее пугал.

– Я не могу понять его по-настоящему, Фредди, – сказала она все в то же воскресное утро. – Голливуд просто дыра дырой, верно? Хороший климат и безвкусные дома. Не безвкусные даже, никакие. Прямоугольные фиговины с несколькими пальмами. Как это все устроено?

– Ты о чем?

Мы ехали по Мелроуз-авеню во взятом нами напрокат «Форде» с откидным верхом.

– Ну, возьми Нью-Йорк, – ответила она. – Там все понятно – Уолл-стрит, богачи из Верхнего Ист-Сайда, иммигранты приезжают туда, а потом разъезжаются по стране. Ты вроде как поднимаешь капот машины и видишь, как работает двигатель. А здесь люди просто слоняются без дела. Вон на холме несколько заколоченных особняков стоит. Что тут творится?

Мы доехали до Пирса Санта-Моники и уселись обедать в кафе, из которого открывался вид на океан; и я стал рассказывать Ане, как приехал в Лос-Анджелес после того, как в Англии развалилась моя первая группа. Мы побывали здесь во время нашего американского турне, и город мне понравился. Я думал тогда, что хорошо бы тут задержаться, пожить, пока я соображу, что мне делать дальше. Приехал, позвонил рекламному агенту, который помогал нам с турне, а тот сказал, что собирается сегодня на вечеринку – на Уондерлэнд-авеню в Лорел-Каньоне, – и будет неплохо, если я туда тоже подъеду. Было и правда неплохо. Настолько неплохо, что я остался в Каньоне на три года.