Возможно, на этот раз

Он хохотнул, а потом резко выдернул осколок и бросил его в мусорку рядом с унитазом. Я еле сдержалась, чтобы не заорать от боли. В следующий момент Эндрю уже прижал открытую рану полотенцем, крепко стискивая мою ступню обеими руками.

– Мистер Стэнтон будет не в восторге, когда узнает, что мы испортили полотенце, – выдавила я.

– Я куплю ему другое.

Видимо, для Эндрю все проблемы решались одинаково просто. Я снова запрокинула голову, прислонившись к зеркалу: голова опять закружилась.

– Ты как? – спросил он.

– Нормально. Давай уже побыстрее покончим с этим.

– Есть, мэм.

Он убрал полотенце и прижал к ране марлевую повязку, потом трижды обмотал ступню бинтом и порвал его зубами. Закончив, он встал рядом; я касалась его коленями. После этого он никуда не двинулся – просто положил руки на стойку по обе стороны от меня и встретился со мной взглядом.

Я уставилась на него в ответ, не в силах произнести ни слова: в голову, как бы я ни пыталась, ничего путного не приходило. Я хотела пошевелить руками, оттолкнуть его, но не смогла. Руки так и остались на стойке, в миллиметрах от рук Эндрю.

– Даже спасибо не скажешь? – спросил он.

– Точно… да… спасибо, – ответила я, не понимая, почему произнести это было так сложно – несмотря на то, что он это заслужил.

– Всегда пожалуйста, – сказал он, все еще не двигаясь с места. Он рассматривал мое лицо, и я не до конца понимала, что он хочет там обнаружить. Взгляд его был непроницаем. Я постаралась не выдать своего смущения.

– Тебе лучше уйти, – наконец проговорила я. – Твой отец потребовал, чтобы я и близко не подходила к его вещам.

– Что? – нахмурился Эндрю.

– Я думаю, что он имел в виду тебя.

– Он такого не говорил.

– Говорил.

– Мне кажется, Соф, что ты слышишь только то, что хочешь слышать.

– А мне кажется, Дрю, что ты видишь только то, что хочешь видеть. Особенно когда дело касается твоего отца.

Он стиснул зубы, вручил мне окровавленное полотенце и вышел из ванной.

Глава 17

– Что-то я тебя не расслышала, – пропела Мика, открывая багажник своей машины. – Ты хочешь, чтобы я снова спасла тебя силой своей организованности?

Я глубоко вздохнула.

– Не уверена, что тот факт, что у тебя в багажнике валяется пара моих ботинок, можно назвать «организованностью». Скорее уж нездоровой одержимостью. В любом случае – как давно ты их там хранишь? Что это хоть за ботинки?

Вычистить зону приема босиком или на каблуках не представлялось возможным: на дорожках все еще валялось разбитое стекло. Но Мика снова помогала мне выпутаться из этой передряги. Она потянулась мимо своего чудо-ларчика вглубь багажника, где виднелась обувная коробка.

– Нет, это не твои ботинки. Это ботинки, которые я когда-то купила себе, но они оказались мне велики, поэтому я решила оставить их на случай, если что-то такое произойдет.

– Ага, ведь «что-то такое» случается со мной так часто.

– Ну случилось же, верно? Как насчет поблагодарить меня за предусмотрительность?

Я обняла ее.

– Спасибо, Мика, за то, что остаешься моей лучшей во всем мире подругой, готовой ко всему.

Она улыбнулась и вручила мне коробку.

– Не за что. – Вслед за коробкой она дала мне сложенную футболку. – И вот это тоже надень.

Моя одежда все еще была насквозь мокрая, поэтому что-нибудь сухое сейчас бы не помешало. Учитывая, какая везде творилась катастрофа, нам предстояло убираться еще минимум час, если не больше. Я взяла футболку и открыла обувную коробку.

– Ковбойские сапоги? Так вот почему ты не отдала мне их сразу. Ты знала, что я ни в жизнь такие не надену.

Мика улыбнулась.

– Ну, сейчас тебе выбирать не приходится. Так что засунь свою гордость подальше и сходи переоденься, иначе мы останемся тут на всю ночь.

Она всегда знала, что мне сказать. Гордость. Это слово всегда брало меня за живое. Я прохромала к переднему сиденью ее машины, переоделась в футболку и натянула сапоги. В отражении в зеркале заднего вида я увидела свое измученное лицо. Кое-как расчесала волосы пальцами и стерла размазанную тушь под глазами. Наконец вернулась к зоне приема и присоединилась к остальным. Ну, хотя бы дождь закончился.

– Милота! – заявила Мика, собиравшая со столов оставленные тарелки.

Эндрю поднял голову, и я ткнула в него пальцем.

– Не смей, – сказала я.

– Что? – спросил он. – Я ни слова не сказал.

– У тебя все слова на лбу написаны.

Нога все еще болела, но сейчас ей хотя бы уже ничто не угрожало. Весь следующий час я хромала между столов, в основном собирая прозрачные камушки, и про себя клялась, что никогда больше не стану использовать их для оформления ваз, если этого можно будет избежать.

От того, что я постоянно нагибалась, у меня болела спина. Я встала и потянулась, параллельно прикидывая, что еще осталось сделать.

Мика стояла рядом с тем, что осталось от уничтоженного свадебного торта.

– Это же не твой отец испек, да, Эндрю? – спросила она. Эндрю бросил очередную салфетку в общую кучу.

– Нет. Он не печет свадебные торты. Думаю, этот торт сделали в местной кондитерской.

Мика кивнула. Эндрю поднял кусок торта и засунул его в рот. Лицо у него скривилось.