Возможно, на этот раз

Вечеринка была в полном разгаре. Люди ели и смеялись, играли с фрисби и в футбол; многие толпились вокруг гигантского барбекю Хэнка. Оно было настолько большое, что стояло на отдельных колесах, прикрепленное к багажнику. Ребрышки и стейки шипели на гриле; к небу рвались клубы дыма. И Мика была абсолютно права: нам с ней было нечего делать. Так что теперь мы сидели на шезлонгах и смотрели, как мой брат бросает камушки в озеро. Я вытащила телефон и читала образец заявки на сайте одной из дизайнерских школ Нью-Йорка.

– Уникальное, – произнесла я.

– Чего? – рассеянно – по понятным причинам – переспросила Мика.

– Это уже третий раз, как они описывают образцовое портфолио словом «уникальный».

– Ага… ну и?

Я отмахнулась от мошкары, зудящей над ухом.

– Я поняла, что мои работы вовсе не уникальны.

Мика покачала головой.

– Очень даже уникальны. Это же твои работы, оригинальные! Как могут они не быть уникальны?

Я прищурилась, потом открыла на телефоне фотографию.

– Как тебе вот этот набросок? – спросила я. На фото был эскиз юбки, которую я придумала пару недель назад. Мика внимательно вгляделась в картинку.

– Он шикарный. Обязательно включи его в портфолио.

– Ну а вот этот? – Я открыла следующую фотографию. Мика прищурилась.

– Очень похоже на первый, но тоже красиво.

– Это не мой, – произнесла я, снова, как неделю назад, чувствуя, как неприятная тошнота подступает к горлу. – Я нашла его на одном дизайнерском сайте, который мне нравится. И вот тогда-то я начала замечать слово «уникальный» чуть ли не в каждом описании образцовой заявки, которое мне попадалось. Они что, вчера дружно решили везде вставить это слово?

Мика не знала, что сказать. По ее лицу было видно, что она ищет слова ободрения, но не может ничего придумать.

– Это две разные юбки, – наконец выдала она.

– Недостаточно разные, – пробормотала я. – Мне нужно что-то, что позволит мне выделиться из толпы. Что-то, благодаря чему все мои дизайны станут на сто процентов… моими.

То же самое мне сказал пару месяцев назад и Эндрю. Мне было противно понимать, что он, возможно, оказался прав.

– Ты все придумаешь, – проговорила подруга. – Я в тебя верю. – Ну, хотя бы одна из нас верит.

– Я не хочу больше об этом думать. – Я засунула телефон в карман. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Мика приподняла волосы и откинулась на спинку кресла.

– Кайл сегодня придет?

– Не знаю.

Кайл. Очередная деталь моей жизни, по поводу которой я ничего не могла решить. И он не особенно помогал мне с этим. Мы уже несколько недель даже не обменивались сообщениями.

Мика, как и всегда, прочитала мои мысли.

– Просто снова позови его на свидание. Я думаю, он только этого и ждет.

– Мне бы хотелось, чтобы он сделал первый шаг.

– Почему?

– Потому что о моем самоконтроле можно слагать легенды. Я как собачка Уокера, которой он кладет на нос печенье. – Я кивнула в сторону Уокера, парня из нашей школы: сейчас он перебрасывался фрисби с Лэнсом. Собачки с ним сегодня не было, но это было неважно: сравнение и без нее отлично работало.

– Ты же знаешь, что в итоге собачке все-таки достается печенье?

Может, Мика и была права. Может быть, мы с Кайлом были слишком похожи и поэтому оба ждали у моря погоды, не желая поступаться гордостью.

– Значит, сегодня я съем печенье.

– Погоди, что? – спросила Мика, очевидно, не догоняя метафорический ход моих мыслей.

– Кайл сюда придет, и я позову его на свидание.

– Ура! – воскликнула Мика, а потом добавила тише: – Это сравнение, с печеньем, не очень-то работает. Не стоит использовать его снова.

Я рассмеялась.

Ганнар подбежал к нам, сжимая в руке большой камень.

– Как думаешь, у меня получится пустить блинчики вот этим?

– Нет. Чтобы пускать блинчики, нужно выбрать плоский камешек поменьше.

– Спорим, я смогу пустить блинчики этим камнем, – раздался голос Эндрю. Он все время появлялся из ниоткуда. То есть, не совсем ниоткуда: он, конечно, был вместе с нами на празднике и мероприятие было довольно камерным… Ну ладно, просто меня всегда раздражало, что он встревает в разговор.

– На сколько споришь? – спросила я.

– Пять баксов? – предложил он. Камень был размером с его ладонь.

– Ты вообще хоть раз пускал блинчики? – спросила я с вызовом. Он опустил подбородок.

– Это риторический вопрос?

– Если ты всерьез думаешь, что с таким камнем что-то получится, то нет, не риторический.

– Пять баксов?

– Пять баксов.

Ганнар вручил Эндрю камень. В его руке он уже не казался таким гигантским, но дела это не меняло. Эндрю продефилировал к краю воды в своих пижонских шортиках.

Он несколько раз потер камешек между ладоней, потом размахнулся и бросил. Даже за несколько метров мы отчетливо услышали грустный плюх, с которым булыжник пошел ко дну. Ганнар, видимо, в жизни ничего смешнее не видел: он согнулся пополам от хохота.

Эндрю повернулся и посмотрел на меня. Я приподняла брови.

– Ты должен мне пять баксов, Харт. Еще один пункт в списке.

– Что еще я тебе должен? – спросил он, шагая обратно.

– Полагаю, ты все еще должен купить мне цветы, которые я соберу в букет сама.

Эндрю ухмыльнулся.