– А кто тебе герберу подарил? – поинтересовался я.
– Сама купила, – ответила Нина. – Бутылку, в которой она стоит, если хочешь знать, я выпила тоже сама, когда мне было паршиво.
– Ты серьезно?
– Ну ясное дело, – засмеялась Нина, видимо, позабавленная моим легковерием.
Покинув наконец ванную, словачка протянула мне руку так, будто здоровалась с пришельцем на заброшенной космической станции.
Мы с Ниной решили, что не станем мешать ей собирать вещи, и отправились погулять по центру. Оломоуц я знал как турист: еще в детстве я приезжал сюда с дедушкой, потому что непременно должен был увидеть места, где давным-давно, почти тысячу лет назад, находилась единственная во всей округе резиденция епископов, а в не таком уже далеком прошлом – советская военная база. Я был рад, что в придачу к Нине мне достались декорации этого полусонного города, который в будни изо всех сил старался соответствовать журналистскому клише и выглядеть, как ганацкая столица[32]
, но на выходных больше походил на ганацкую гробницу. В будни здесь возникал волнующий контрапункт между бесконечными толпами студенток филфака и педфака и католиками в сутанах и монашеских рясах, но по субботам и воскресеньям город словно вымирал. “Полная глухомань”, – говорила Нина.Мы спустились в парк по лестнице внутри крепостной стены – скорее даже не лестнице, а зловонному проходу с разбитыми ступеньками, стены которого были в несколько слоев покрыты граффити.
Для меня секс никогда не был чем-то само собой разумеющимся, в моей кабине управления не была подключена функция автопилота. Как будущий социолог я провел глубинные интервью со своими сокурсниками по Академии музыкальных и сценических искусств и факультету социологии и в итоге выяснил, что существует два типа мужчин. Первых притягивают любые женщины – просто потому, что это женщины и у каждой между ног таится одно и то же. И именно поэтому мужчины второго типа выбирают женщину, исходя из того, чем она отличается от остальных. Я явно принадлежал ко второму типу, всякий раз выбирая слишком тщательно. Одна девушка как-то сказала мне, что у меня в штанах привередливый нос. “Страшно подумать, что у меня тогда на лице”, – ответил я, чтобы хоть немного спасти ситуацию. Да что уж там говорить, новая мужественность – концепт, конечно, симпатичный, но он не всегда избавляет от чувства вины тех, кто не трахает сразу все, что движется.
Мы прошли через парк, где Нина показала мне свои любимые места и привычный маршрут пробежек. Голод заставил нас вернуться в центр. Мы купили пиццу и вина, отправились на уютную площадь рядом с домом Нины и уселись в тени лип на ступени у подножья статуи святого Флориана.
– Схожу-ка я за бокалами, – сообразила Нина. – Тарелки принести?
– Из коробки поедим.
Она вернулась с двумя пузатыми бокалами, и в каждый из них я налил из пластиковой бутылки густого кагора, который в то время почему-то полюбил. Мы с Ниной чокнулись.
– Компотик, – поморщилась она.
– Ты лучше пиццу ешь, пока она не остыла.
– Мне кажется, я твоим кагором наемся. В следующий раз вино выбираю я.
– Ну не можешь же ты выбирать и вино, и пиццу, – возразил я, отделяя первый кусочек.
– Почему? Ведь раньше-то могла.
– Вот как? Значит, раньше могла? – весело переспросил я. – В таком же духе Шопенгауэр рассуждал о женитьбе, мол, ему непонятно, зачем удваивать свои обязанности и делиться правами.
– Ну, что-то в этом есть.
– Тогда тебе нужно знать продолжение.
– Какое?
– Что самым близким существом для него был пудель.
– Пуделей я не очень, это правда. Но все-таки лучше пудель, чем муж, – подытожила Нина. – Ладно, в следующий раз я выбираю вино, а ты пиццу. Пойдет?
– В любом случае пиццу ты сегодня выбрала правильную.
– Значит, в следующий раз ты можешь выбрать такую же! – воскликнула Нина победоносно, пытаясь оторвать кусочек, за которым тянулись ниточки сыра. – То есть ты и Шопенгауэра читал? Кажется, ты еще забористей, чем это вино.
– Ну, “Мир как волю и представление” вряд ли стоит брать с собой на море. Но у Шопенгауэра есть симпатичная книга о писательстве[33]
– вот ее я люблю.– Шопенгауэр меня не особо интересует. А у тебя как с писательством?
– В каком смысле?
– Ну, например, когда ты начал писать? Не знаю… расскажи мне наконец что-нибудь о себе.