Вознесение

ИЗ ХРОНИКИ: «По тому доносу губернская канцелярия народила особую команду для разгрома этих скопищ разбойников. Велено было начальнику команды майору Ильищеву забрать и прислать под караулом не только мезенских вождей, но и всех раскольников, каковы могут найтись в той стороне. Если же команда встретит от раскольников отпор, тогда дозволяется палить из ружей и брать приступом скиты, обложив кругом особой цепью капралов и солдат. Команда, прибыв, остановилась сначала в Мезенском уезде Койнасской волости в дер. Венгерской и стала отбирать от лучших крестьян секретные сведения о раскольнических жилищах. Те рассказали, что недалеко идет дорога в Усть-Цилемскую слободку, где расположены раскольнические скиты, а ездит к ним их вожак мезенец Парфен Клыков, который живет отсюда в ста верстах на речке Пижме. А теперь этот раскольник поехал по речке Печере в Великие Луки к речке Толвуй в лес, отстоящий отсюда в трехстах верстах, где есть раскольнический скит.

Команда двинулась к ближайшему месту сборища раскольников и, приехав 6 декабря в тот самый бор, где должны были находиться скиты, расположилась на ночь стоянкой на опушке. На другой день пошли к раскольникам майор Ильищев, секретарь Иван Попов, крестьяне Ефим Чуркин, Василий Чупров и монах Феоктист.

По дороге они наткнулись на женский скит, где разметан всякий мизерный скарб, а тут же невдалеке увидели часовню. Чуркин незаметно подкрался к ней, тихонько обошел кругом и, воротившись к своим, сказал: «А раскольники-то собралися ведь сожигаться, у них все уже для этого подстроено...»

* * *

Вроде бы и гореть решили гуртом, сзывая по Мезени и Печоре христовеньких пострадать, но тайно-то всем, даже уставщику Анкиндинову, верилось, что сбились они в ватагу для согласной жизни; потому и в верховьях Печоры запехались за триста верст до ближайшей деревни, чтобы вдали от неистовых властей, где не достанут их безжалостные руки, молиться Господу и ростить детей без боязни за их судьбу, по старинным заповедям.

Вот и часовню-то срубили из кондового леса с высоким шатровым верхом, с трапезной, папертью и гульбищем; дородные избы ставили с заплотами, под тесовыми крышами... Нет, здесь собирались жить долго.

Но вот с Печоры примчали весть, де государева команда разыскивает скит Анкиндинова и уже приближается к Толвую; и сразу все мысли о прочном будущем иссякли как дым. В один день собрались все православные в часовне, разломали гульбище и паперть, устроили в подклети крохотный заход для нужды, наглухо забили дверь, а изнутри заложили бревнами, чтобы не могли просечь солдаты топорами, возжгли свечи и стали ждать ненавистников. А чтобы гореть, изнутри уж все было изготовлено: по желобам насыпано довольно пороху, в подклети напихано соломы и сена, разложены по всем углам часовни кипы бересты и сушья. У иконы Богородицы стояла свеча в руку толщиной, от нее-то под пение псалмов готовились мезенцы отправиться к Господу в милостивые руки преж времен...

Майор обошел часовню вокруг, судя по натоптанному снегу, внутри сбилось много народу. В крохотной скважинке теплился огонек, доносилось печальное пение; три стены клети были глухие, и лишь с восточной стороны было прорублено волоковое оконце, теперь закрытое волочильной доскою. Внезапность начатого дела утрачена, и теперь надо было думать, как проникнуть в часовню, чтобы спасти людей от безумного шага.