Вознесение черной орхидеи

Пытаюсь подняться, только в ушах еще шумит от пережитого удовольствия, непроизвольно сжимаю виски и откидываюсь на спинку дивана. В чем логика? Зачем меня заставили одеться? И что значат эти хлесткие слова «я не желаю видеть тебя в своей постели»? Попытка сберечь от собственной ярости, опасение, что не удержит контроль, или просто отчуждение, самое тонкое и беспощадное из наказаний?

- Все нормально? – его голос так же холоден, но я даже в таком нестабильном состоянии могу уловить в нем ноты беспокойства. Со мной все нормально. Головокружение может как спасти меня от неизбежного наказания, так и отстрочить его во времени, сжигая нервные клетки дотла. Поднимаю глаза, возвращая себе холод рационального суждения, у которого только одна цель – не допустить, чтобы Алекс сейчас увидел мой страх. Я только надеюсь, что очередной приступ слабости сейчас не помешает мне встать на ноги, потому что проявлять слабость и униженно цепляться за его щиколотки не стану, даже под угрозой неминуемой смерти!

- Тебе лучше обуться. – Перевожу растерянный взгляд на пару обуви в его руках. Похожа на кеды, рассмотреть детально не успеваю. – Если не уверена, скажи прямо сейчас. Потом я тебя слушать не буду.

Может, хватит уже? Я вскидываю голову, поборов приступ ледяного ужаса.

- В подвал? – Съязвила, не смолчав. Я не знаю, что буду делать, если в моей шутке не окажется и доли этой самой шутки. – На цепь? Просто не июль месяц. Это так, на всякий случай!

Теплая волна пробегает по напряженной спине- я вижу в его глазах отражение сожаления, минутного колебания, - меня накрывает биополем почти болезненной эмоциональной защиты, но я настолько напугана и дезориентирована, что не понимаю его значения. Не хочу понимать и принимать - потом придется низко и больно падать!

- Не паясничай. Никакого подвала, если тебе станет легче. Подожди!

Два быстрых шага мне навстречу.

- Обувайся! – Мне приходится присесть, и я этому рада. Он не видит, как я трясусь, натягивая мокасины, как с трудом сглатываю подступившие слезы и как поспешно вскакиваю, готовая убить себя за желание прижаться к его ногам и умолять в этот раз не делать ничего, что может угрожать нашим отношениям! Мой страх сейчас не страх боли. Не страх унижения. Это страх потери пока еще хрупкого, волшебного равновесия нашего зарождающего мира, страх потери веры в мужчину, которого я уже привыкла называть своим, опасение увидеть его таким, каким никогда не смогу принять и полюбить. Это страх потери Света, перед которым Тьма сдалась, капитулировала, растворилась, не в силах вынести абсолют настоящей власти… Я не хочу терять то, что уже бережно и крепко держу в своих ладонях, и не желаю расставаться с ним ни при каких обстоятельствах!

С трудом не всхлипываю, когда теплые пальцы псевдо-лаской погружаются в мои волосы, чтобы натянуть привычной хваткой у корней. Давление ладони направляет мою голову к дверям, и я, забыв на время, как дышать и плакать, делаю первый шаг в свою личную преисподнюю.

Спиральная лестница, кованые перила, мягкий ворс ковра. Пылающий от прилива крови затылок, ужас хлесткими ударами по слезовыводящим каналам, безжалостными пощечинами по побледневшим щекам, - я была бы счастлива принять их в реале… Паника врывается в беззащитно-растерянное сознание вооруженным агрессором на двенадцатой ступеньке, взрывая изнутри шипами обмораживающей пустоты. Дергаюсь в его руках, рискуя лишиться волос и свалиться с лестницы с первым выстрелом-отдачей несдержанной душевной боли и горьких слез.

- Ну что такое? Я думал, ты смелая! Тише, моя девочка! – шепчет Алекс, а я едва не падаю, больно ударившись большим пальцем о выступ ступеньки, но хватка в волосах не ослабевает, наоборот, добавляется давление руки на плече. Я извиваюсь в этой хватке, бездумно пытаясь отступить назад. С таким же успехом можно попытаться сдвинуть шкаф в не особо ритмичном танце. Нереальность происходящего правит свой бал, но даже ей не под силу выдержать атаку неумолимого ужаса.

Боже мой, я не хочу туда. Я не знаю, что ждет за этой безобидной с виду дверью, одно я знаю точно - ничего хорошего! Не замечаю острого разряда боли в почти вывернутых в перекрученный жгут волосах, практически задыхаюсь, неосознанно вонзая ногти в кожу груди Александра, теряя способность говорить и соображать… Я хочу кричать, умолять, угрожать. Орать, проклинать все на свете – но я не могу! Он не замечает моего состояния или просто не спешит мне на помощь. Он больше не мой персональный ангел. Два серебряных крыла носителя спасительного Света заключили негласный союз с моей Тьмой, бог и дьявол обмениваются крепкими рукопожатиями, даже не сражаясь за право перерезать алую ленту в честь открытия черного отчаяния имени Юли Беспаловой. Тепло его тела, биение сердца, согревающий пульс сильных пальцев теряют свое предназначение, оставаясь за периметром такой знакомой стены вакуумного плексигласа. Я ее кажется, даже знаю… Откуда?! Почему?! Зачем снова?!