Его ладонь резким движением обхватывает мое запястье, потянув на себя… Вздрагиваю всеми рецепторами и порами обмороженных нейронов от атаки жидкой плазмы по замерзшему сознанию, с глухим воплем вырываю руку обратно, не желая терять холодную защиту шокового синдрома. Игнорирую покалывания чужой боли, навязчивого купола, который так легко может проникнуть внутрь и растопить эти льдинки в одно касание.
- Прости… Если бы ты только знала, насколько мне дорога… Если бы ты только это знала, страх бы навсегда тебя оставил! – сбивчивый шепот, замкнутый периметр чужой близости. – Ты сама, собственными руками, убила в себе свой страх… Но ты бы никогда этого не сделала, если бы я тебя не подтолкнул! Останься, и утром сама в этом убедишься… - его голос сбивается, режет мои нервы лазерами уже с трудом скрываемой боли. – Даже если ты не скоро сможешь меня простить, Юля… Позволь мне окончательно забрать твои тревоги… позволь подарить тебе новую жизнь!
«Прости» от Дома?! Можно ли измерить его цену в материальном эквиваленте? Можно ли последним рывком, усилием воли сбросить цепи льда? Впустить в себя это «прости» так глубоко как никогда прежде, вплести его в отбивающий биты ритм собственного пульса, наполнив единой симфонией? Рассыпаться на мириады горячих искр, готовых пронзить панцирь шока, понимая, что он прав во всем… до последнего слова. Мои страхи лежат осколочными бриллиантами на черном ламинате зеркальной комнаты. Он никогда не бывает не прав и не делает лишних движений! Прав во всем! Ничего для себя… альтруизм на грани, во имя… чего?..
Рок-версия украинского гимна сотрясает мои ледники неуместной мелодией, разорвавшей хрупкие сваи так и не возведенного моста между мной и Алексом…
- Серебристая «Субару», 20-41, приятной поездки, - мне хочется и дальше держаться за мелодичный голос оператора, но желание исчезнуть, раствориться, убраться подальше от эпицентра моего же шока заглушает голос разума. Возможно, Александр прав во всем, а я бегу от своей судьбы и спасения с упорством раненой хищницы, которой так тяжело ступить за флажки для окончательной сдачи на милость победителя.
Серебристая, как все оттенки моего вечного холода, «субару». Мой путь в никуда, подальше, оставив позади орбиту того, что могло стать началом, жизнью, моим спасением. Так ничтожно мало и так невыносимо много…
Я умею слышать чужие мысли, пропускать их через фильтры сознательного восприятия, но не тогда, когда шок взорвал мои города, превращая их в обледенелые руины! Алекс не делает ни малейшего движения, чтобы меня задержать, меркнет трассер невысказанных слов, обреченного ментального признания в последней попытке остановить, достучаться, проникнуть, спасти то, что мы строили без права на погрешность в расчетах! Моя свобода больше не в отражении его Света. А моя психика наделена жестокостью обособленного эстета. Она даже стоп-слова не могла выкрикнуть без примеси стиля и аристократичного пафоса.