Декан кивнул и повернулся к профессору Мартину, встретившись с ним глазами.
— Я знаю: этот учебный год был для вас очень непростым. Мне всего-навсего захотелось убедиться, что с момента слушаний у вас более не возникало проблем.
Джулия последовательно оглядела обоих ученых мужей.
— О каких именно проблемах вы говорите?
— Декана Араса интересует, не предпринимал ли профессор Эмерсон каких-либо новых поползновений напомнить вам о себе. Может, он вам звонил или слал электронные письма? А может, пытался встретиться с вами?
Вид у профессора Мартина был вполне дружелюбный, однако что-то в интонации его голоса настораживало Джулию.
— Почему вас это интересует? Вы же добились того, чего хотели. Он уехал из города.
У декана вытянулось лицо.
— Мисс Митчелл, я вовсе не пытаюсь возобновить слушания. Считайте эту встречу нашей любезностью, стремлением удостовериться в том, что вы спокойно продолжаете учебу и ограждены от вмешательства в вашу жизнь. Мы хотим знать, сдержал ли профессор Эмерсон свое обещание оставить вас в покое?
— Через несколько дней я получила от него электронное письмо. Он велел мне более не контактировать с ним и извещал, что наши отношения закончены. Вы ведь это хотели услышать? — спросила она, не сумев сдержать прорвавшуюся горечь.
Профессор Мартин многозначительно поглядел на декана.
— Уверен, вы рады оставить все это позади.
Джулия сидела молча, не считая нужным отвечать.
— Мы вас более не задерживаем. Примите наши поздравления по случаю успешного завершения учебного года, а также в связи с поступлением в Гарвард. Увидимся на выпускной церемонии. — Декан кивнул, позволяя ей уйти.
Джулия молча подхватила рюкзак и пошла к двери, но, прежде чем взяться за ручку, остановилась и вновь повернулась к профессорам.
Как странно, думалось ей, что двое этих мужчин, вооруженных лишь значительным интеллектом и арсеналом твидовых костюмов, могли обладать такой властью над ее сердцем и счастьем.
— Я не жалею о своих отношениях с профессором Эмерсоном, хотя у них и печальный конец. Пока длились слушания, вы оба были крайне снисходительны ко мне и старались снять с меня подозрения. Я понимаю важность защиты того, кто нуждается в защите. Но единственными людьми, от которых меня тогда нужно было защитить, были вы. — Бросив на них испепеляющий взгляд, Джулия покинула кабинет.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Долгое пребывание Габриеля в Ассизи сделало его едва ли не составной частью базилики. Каждый день, сидя у гробницы святого Франциска, он не менее часа проводил в размышлениях. Иногда он молился. Порою ему казалось, что Бог совсем близко, но бывали дни, когда он не ощущал Божественного присутствия. Все это время он очень жалел, что рядом с ним нет Джулии, хотя и начал осознавать недочеты и ошибки их былых отношений. Как ему тогда хотелось изменить свои привычки, чтобы стать достойным ее. А ведь надо было менять не привычки, а меняться самому, поскольку он был невыносимым придурком.
В один из дней, когда Габриель обедал в гостинице, с ним заговорил американец — калифорнийский физик, приехавший в Ассизи с женой и сыном-подростком.
— Завтра мы едем во Флоренцию и пробудем там два месяца.
— И чем вы собираетесь там заниматься? — спросил Габриель, с любопытством глядя на седовласого физика.
— Мы остановимся во францисканском монастыре. Моя жена — медсестра, мы вместе с нею будем работать в клинике. А наш сын намерен помогать бездомным.
— И все это на добровольной основе? — хмурясь, спросил Габриель.
— Да. Нам хотелось стать семьей волонтеров.
Физик помолчал, пристально глядя на Габриеля.
— Почему бы вам не поехать с нами? Францисканцы всегда рады, когда им предлагают помощь.
— Нет, — ответил Габриель, вонзая вилку в кусок говядины. — Я не католик.
— И мы тоже. Мы лютеране.
Габриель с интересом посмотрел на калифорнийца. Его собственные знания о лютеранстве почти целиком ограничивались работами Гаррисона Кейллора. Правда, он не собирался в этом признаваться.
— Нам хотелось поучаствовать в добром труде, — улыбнулся физик. — А еще мне хотелось вывести мышление нашего сына за пределы пляжных развлечений и видеоигр.
— Благодарю вас за приглашение, но я вынужден его отклонить.
Это было произнесено столь твердо, что физик переменил тему разговора.
Вечером Габриель стоял у окна своего скромного номера и, как всегда, думал о Джулии.
«А ведь она не отклонила бы приглашение. Она поехала бы с ними».
Он вновь ощутил разделительную черту между ее щедростью и собственным эгоизмом. Черту, которую он, проведя рядом с нею много месяцев, так и не решился переступить.