Вознесение

— Мышечный релаксант, — подсказывает доктор Эхмет. — Переломы и смещения позвонков нам ни к чему. В конце концов, мы вызываем у пациента самый натуральный припадок.

Хассан принадлежит к породе тех людей, которые любят делиться познаниями. Поскольку я уже читала о предстоящей процедуре в Сети, ничего нового он мне пока не сообщил, но я рада возможности сравнить теорию с практикой и комментарии слушаю с интересом. Медсестра протирает лоб Бетани влажной губкой, потом мягко разжимает ей губы и вкладывает кляп — «чтобы не повредила себе язык», объясняет доктор Эхмет, намазывающий гель на два вложенных в подушечки электрода. Затем он накрывает нос и рот Бетани маской, закрепляет ее и; по сигналу анестезиолога, прижимает электроды к вискам.

Если что-то и происходит, я этого не замечаю.

— А сейчас, хе, мы подаем разряд тока в ее мозг, чтобы вызвать тонические судороги, которые продлятся ровно десять секунд. Время тут — самое главное.

Ничего особенного по-прежнему не происходит — ни конвульсий, ни подергиваний, ни каких-либо звуков, — однако от неожиданно накатившего отвращения меня чуть не выворачивает наизнанку. Впечатление такое, будто смотришь передачу о защите животных с любительскими кадрами, на которых, прикрученная к операционному столу, лежит крохотная макака с грустными глазами.

Доктор Эхмет привычно следит за цифровыми часами.

— И… время! — говорит он и убирает электроды.

Пальцы на ногах Бетани, скрытые простыней, сгибаются и разгибаются, словно ростки папоротника, которые в документальных фильмах разворачиваются в мгновение ока. Доктор Эхмет жестом приглашает меня подойти к каталке. Встаю в изголовье, и вдруг меня охватывает странное искушение — потрогать розовые кружочки на висках Бетани. Но я не поддаюсь.

— Ну вот и все. Сеанс окончен. Наркоз мы ей дали легкий, еще пара минут, и наша красавица проснется. Хотя вид у нее будет несколько пришибленный… Или нужно говорить «стукнутый»? Хе. А вот чувствовать себя она будет отлично. Будто заново родилась.

Минут через пять Бетани распахивает глаза, стонет, потом зевает. Как и предсказывал доктор Эхмет, вид у нее неважный. То есть прямо-таки чудовищный: помятая, заторможенная — прообраз себя в сорок лет. Зрачки вполглаза, безумный взгляд. Она пытается сесть и мотает головой, словно у нее нарушено чувство равновесия.

— Бетани, ты помнишь, как меня зовут? — спрашиваю я. Из всех побочных эффектов ЭШТ утрата памяти — самый серьезный. Как и следовало ожидать, Бетани меня не узнает, но, похоже, это ее ничуть не смущает.

— Я видела воронку. Вихрь, гигантский, — сипит она. — Офигительное зрелище.

После процедуры ее голос стал на октаву ниже. Такое ощущение, что он доносится из пещеры.

— Где?

Похоже, мой вопрос ее озадачил.

— Облака скручиваются в спираль. Потом карта. Разрушения такие, что просто улет. Записывай. Пиши: «падение Христа Спасителя».

— О чем это тебе говорит?

Мотает головой по подушке:

— И «кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное». Да ты сама скоро увидишь. — Моргает. — «Вот Господь опустошает землю и делает ее бесплодною; изменяет вид ее и рассеивает живущих на ней».

— Откуда у тебя эти воспоминания, Бетани?

— Эй! А я знаю, кто ты такая. Ты миссис Тра-ля-ля. Миссис Что-ты-чувствуешь-по-этому-поводу. Слушай, до тебя ведь так и не дошло. Дело не в том, что я там чувствую. А в том, что скоро случится. Ну-ка, тащи его сюда, — командует она, показывая на стену, где висит хлипкий бумажный календарь.

Поколебавшись, поднимаю руку и тяну его за край.

— Теперь ищи июль.

Послушно листаю календарь, потом протягиваю ей нужную страницу.

— Вот, — тыкает она в квадратик. — Двадцать девятое. Тот еще будет денек. — Тут она прищуривается и всматривается в календарь, как будто этот квадратик — окошко, сквозь которое она смотрит в неведомую даль. — Южная Америка. Бразилия. Ураган. Фью-ю-ю! Высоко-высоко, и тут-то всему и конец. Туча народу стерта с лица земли. Р-р-раз — и нету. Ни людей, ни скутеров их, ни курятников, ни дерьмовых заборов, ни сопливых детишек, ни любимой собачки по кличке Ублюдок.

— Откуда ты знаешь, что это случится?

— Откуда-откуда! Да оттуда, что я сама видела. Только что.

— Наверное, страшно на такое смотреть.

Пожимает плечами:

— А мне-то что?

— То есть?

— Тем, кто умирает, может, и страшно. А мне — нет. В том смысле, что мне-то до них какое дело? Да пускай себе мрут. Оно даже и к лучшему. Ты про проблему перенаселения слыхала?

Последняя реплика подозрительно похожа на ту догму, за размышлениями о которой я только что провела почти все выходные. «Меньше народу, больше кислороду. Органические болезни».

— Ты что-нибудь знаешь о планетаристах?

— О ком?