Но несмотря на сказанные слова, ужасные образы начали преследовать меня, как только я выключила свет. Грубые татуировки, отрезанная мочка уха, разорванные на части тела и дерущиеся собаки. Мой живот скрутило. От стука в дверь я подскочила в постели.
– Да? – позвала я дрожащим голосом.
Папа вошел, нахмурив брови.
– С тобой все в порядке, принцесса?
– Можешь не называть меня так? – попросила я, вспомнив, как много раз Эрл или Коди использовали это прозвище, заставляя меня ощущать себя грязной.
Папа напрягся, но кивнул. Он остался стоять в дверях, словно не знал, как вести себя со мной. Было видно, что у него накопилось много вопросов, которые он хотел задать, но не задал.
– Я пришел пожелать тебе спокойной ночи.
– Спасибо, – тихо сказала я.
Он повернулся, чтобы уйти.
– Папа?
Он обернулся.
– Я отправлюсь с тобой завтра на допрос пленников.
– Марси…
– Пожалуйста.
Он кивнул, но выражение его лица все еще говорило «нет».
– Не думаю, что это хорошая идея, но я не стану тебя останавливать. Мы с Амо собираемся отправиться в тюрьму очень рано. Тебе следует выспаться и приехать позже с Маттео.
После того, как он ушел, я еще час ворочалась в постели, но темнота навевала плохие воспоминания, а я не могла спать с включенным светом. В последние несколько недель Мэддокс был рядом со мной по ночам, и как бы нелепо это ни звучало, но я чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Теперь, когда я была в полном одиночестве, тревога взяла надо мной верх.
Встав с кровати, я накинула халат и пересекла коридор, направляясь в комнату Амо. Я постучалась.
– Войдите, – сказал брат.
Я проскользнула внутрь и закрыла дверь. Амо сидел за столом перед компьютером в одном спортивном костюме.
– Играешь в «Фортнайт»? – спросила я, радуясь, что он вернулся к своим делам.
– Это для детей и неудачников, – пробормотал Амо. – Я провожу исследование методов допроса, используемых Моссад и КГБ.
– Ох, – прошептала я, испытывая странное чувство потери. Мой младший брат исчез. До его шестнадцатилетия оставалось еще два месяца, но он вырос за те недели, что меня не было.
Амо оторвал взгляд от экрана и нахмурился.
– Тебе нужна помощь?
Я помотала головой.
– Могу я остаться на ночь? – Я не могла вспомнить, когда в последний раз мы с Амо спали в одной комнате вместе. Мы были слишком взрослые для ночевок, но я не знала, куда еще пойти.
– Конечно, – медленно сказал он, критически оглядывая меня.
Я забралась под одеяло.
– Я лягу с краю.
– Не переживай. Я все равно не смогу заснуть. Слишком много адреналина.
Я кивнула.
– Ты должен снова начать играть в видеоигры, как раньше, понимаешь?
– Завтра я разорву байкеров в клочья. Это единственное развлечение, в котором я нуждаюсь, – пробормотал брат.
Я закрыла глаза, надеясь, что Амо скоро вернется к своему прежнему облику, но в глубине души знала, что ни один из нас не сможет вернуть то, что уже потеряно.
Я почти не спала, поэтому встала рано, вернувшись к себе в спальню. Когда утром мама постучалась в дверь, я находилась в своей постели. Большую часть ночи мои мысли крутились вокруг Мэддокса и моей семьи.
– Войдите, – сказала я, садясь. Всю ночь у меня болела спина, а сердце ныло от неопределенности.
Мама была одета в тонкое вязаное платье, и, в отличие от вчерашнего, ее глаза были ясными. Никаких признаков слез. Она выглядела непоколебимой, словно была готова спасать нашу семью в одиночку. Она направилась ко мне и присела на кровать, держа что-то в руке.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказала мама. Я была рада, что она не спросила, как прошла моя ночь. Вероятно, догадывалась, что я почти не спала. Я надеялась, что Амо не скажет ей или папе, что мне было страшно ночевать в своей комнате. Сегодня ночью я буду сильной, несмотря ни на что.
Мама погладила меня по волосам, как делала, когда я была маленькой, а затем раскрыла ладонь, демонстрируя каффу в форме полумесяца из белого золота, усыпанную бриллиантами. Мои глаза расширились.
– Она прекрасна. – Я осторожно коснулась своего уха. Оно все еще было чувствительным, и я старалась не прикасаться к нему.
– Пока ты не решишь исправить мочку, можешь носить красивые украшения.
Я взяла в руки каффу.
– Не думаю, что буду ее исправлять. Это хорошее напоминание о том, что ничто не следует принимать как должное. – Я подняла каффу. – Поможешь надеть?
Я еще не видела рану, но мне бы пришлось сделать это, если бы я надела украшение сама. Мама придвинулась ближе, затем очень осторожно приложила каффу к моему уху. Я сдержала дрожь, когда она коснулась его.
– Хорошо, что у тебя тут много проколов.
Я рассмеялась. Я до сих пор помнила, как папа не одобрял прокалывание ушей, но я всегда носила только элегантные маленькие бриллианты, поэтому в конце концов он с этим смирился.
– Ну, как? – спросила я.
Мама засияла.
– Потрясающе. Иди, посмотри сама.
Я слезла с кровати и взглянула на свое отражение. Каффа идеально прикрывала отсутствующую мочку уха. Я коснулась ее и улыбнулась. Так я могла сохранить напоминание, но в то же время выбрать, когда захочу представить это миру. Я повернулась к маме.