Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII—III вв. до н.э.

О ходе событий в Регии после переворота, произведенного Децием с согласия остальных командиров и [209] лучших из воинов, созванных им на собрание[43], не известно ничего, кроме того, что регийские кампанцы поступали совершенно так же, как и мамертинцы[44], с которыми Деций, осуществлявший в Регии верховную власть (εγεγόνει τύραννος) поддерживал тесные отношения. Из Дионисия Галикарнасского следует, что кампанцы, подобно мамертинцам, часть регийских граждан принудили к изгнанию. Военный союз с мамертинцами, о котором уже упоминалось, предполагал, вероятно, некоторые совместные действия, ибо регийцы, подобно мессинцам, нападали на соседние города и захватили, в частности, Кротон[45] и Каулонию[46], причем в первом из названных пунктов ими был уничтожен римский гарнизон. Следует предполагать и другие, мирные, отношения регийцев и мамертинцев, о которых впрочем ничего не известно, за исключением анекдота, явно римского происхождения, о том, как мессинский врач Дексикрат (по происхождению региец) в отместку за убийство своих соотечественников ослепил посредством некоего ядовитого средства страдавшего болезнью глаз Деция[47]. Мы приводим этот анекдот потому, что возникновение его предполагает, как нечто само собой разумеющееся, связи и сообщения между регийцами и мамертинцами. [210]

Глава одиннадцатая. Ливийская война 241—238 гг. до н.э.

В эпоху Пирровых и Пунических войн политические судьбы стран, расположенных в западной части Средиземноморья, переплетаются между собой настолько тесно, что становится уже невозможно раздельно изучать их историю. Войны и работорговля были причиной значительных перемещений этнических элементов из одного района Западного Средиземноморья в другой. В частности, италики, преимущественно представители южноиталийских племен, стали играть значительную роль в политической и социальной истории Сицилии и даже Северной Африки. Вспыхнувшее там в результате I Пунической войны восстание местного угнетенного населения — ливийцев, побужденных к активным действиям революционно настроенными разноплеменными наемниками, в числе которых было немало италиков и греков, достигло такого размаха, что поставило под угрозу само существование карфагенского государства. И тогда–то враждебный Карфагену Рим из чисто классовых побуждений пришел к нему на помощь, без чего Карфаген, вероятно, пал бы под ударами повстанцев. Более всего именно эта тесная связь событий, разыгравшихся в Северной Африке, с судьбами Рима и Италии вообще заставляет нас рассмотреть обстоятельства Ливийской войны, тем более, что они никогда еще не были предметом специального внимания со стороны историков древности.

Политическим группировкам рабовладельческого Карфагена противостояли угнетенные массы ливийского и нумидийского населения и разноплеменные контингенты рабов, занятых преимущественно в сельском хозяйстве. Эти слои подчиненного Карфагену населения находились в [211] такой степени угнетения, что они восставали против него всякий раз, как только у них появлялась надежда на успех, стимулируемая каким–либо внешним толчком. Такими толчками бывали усиливавшие налоговый гнет неудачные войны[1], в особенности, если они приводили к высадке вражеских войск в Африке. Ливийцы неукоснительно восставали после неудач карфагенян в борьбе с Дионисием, Агафоклом, Регулом и по окончании I Пунической войны в связи с восстанием наемников.

К сожалению, однако, сообщения греческих и римских историков о Карфагене касаются более всего внешних событий карфагенской истории, а именно его столкновений с Сиракузами и с Римом, его завоеваний в Сардинии и Испании и т.п. О внутренней истории Карфагена, в частности об упомянутых кризисах, имеются лишь скупые и отрывочные свидетельства, не позволяющие набросать сколько–нибудь связную картину истории социальной борьбы в Карфагене.