Возникновение замысла

Тем временем я перестал набрасывать ее портреты. Уже студентом я помышлял о картинах, на которых явления и предметы не несут в себе конкретного смысла. Другими словами – об абстрактной живописи. В этом направлении искусства значение самых разных вещей закодировано, и новое семантическое значение возникает из переплетения таких знаков. Я охотно погружался в этот мир, нацеленный на такую полноту. Потому что в этом мире я впервые смог вздохнуть спокойно и непринужденно.

Однако, увлекаясь абстракцией, серьезных заказов не получишь. Институт я окончил, но, пока продолжал заниматься нефигуративным искусством, надеяться на приличный доход было бессмысленно. Как отец и говорил. Поэтому, чтобы сводить концы с концами (к тому времени я покинул родительский дом и оплачивал жилье и еду себе сам), мне приходилось брать заказы на официальные портреты. Создавая такие коммерческие работы как под копирку, я и смог существовать. Пусть жил и не безбедно, но своим ремеслом.

И вот теперь я собираюсь написать портрет человека по фамилии Мэнсики. Ватару Мэнсики, живущего в белом особняке на вершине горы по ту сторону лощины. Того загадочного седовласого мужчины, о котором в округе ходят интригующие слухи. За крупный гонорар он нанял именно меня писать свой портрет. Однако я обнаружил, что теперь не в состоянии нарисовать даже портрет – типичную коммерческую работу. Похоже, внутри меня не осталось ничего – пустота.

«И мы, продираясь сквозь высокие заросли зеленой травы, должны безмолвно идти на встречу с сестрой», – бессвязно думал я. Если бы мы действительно могли пойти, как это все-таки было бы прекрасно.

11 Лунный свет явственно освещал все, что там было

Меня разбудила тишина. Временами такое случается. Бывает, человек пробуждается от внезапного шума, нарушившего долгую тишину, но бывает и наоборот: когда тишина вдруг прерывает непрерывный шум.

Проснувшись посреди ночи, я распахнул глаза. Посмотрел на часы в изголовье кровати. Электронный циферблат показывал 1:45. Немного подумав, я вспомнил, что суббота позади, и без четверти два – это ночь на воскресенье. После полудня я лежал в этой постели с замужней любовницей. Ближе к вечеру она вернулась домой, я слегка перекусил и после читал книгу. В одиннадцатом часу лег спать. Обычно я сплю крепко. Заснув, почти не просыпаюсь. И открываю глаза, когда вокруг начинает светать. Такого, чтобы мой сон прервался посреди ночи, не бывало.

Почему я проснулся в такое время? – лежа в темноте на кровати, раздумывал я. Вполне нормальная тихая ночь. Близкая к полной луна висела на небе громадным круглым зеркалом. Пейзаж выглядел белесым, будто его побелили известью. Однако все прочее оставалось неизменным. Приподнявшись на локте, я прислушался – и вскоре догадался: что-то не так, как обычно. Уж больно тихо. Чересчур глубокая тишина. Осенняя ночь, а стрекота насекомых не слышно. Дом построен среди гор, поэтому, когда смеркается, слышны голоса насекомых – да такие громкие, что уши болят. И этот стрекот продолжается до глубокой ночи (пока я не перебрался сюда – считал, что насекомые стрекочут только вечером, и был сильно удивлен, что это отнюдь не так). Причем так надоедливо, что, кажется, этот мир завоеван ими давно и надолго. Однако, проснувшись сегодня ночью, я не услышал ни одного. Странно…

Уснуть заново так и не получилось. Делать нечего – я выбрался из постели и накинул кардиган. На кухне налил в бокал скотч, добавил несколько кубиков льда и выпил. Затем вышел на террасу и разглядывал сквозь заросли тускло светящиеся окна. Все вокруг, похоже, спали; свет в домах потушен, и только местами попадались на глаза тусклые огоньки лампочек-ночников[23]. В том месте, где находился дом господина Мэнсики, тоже было темно. И я по-прежнему совсем не слышал насекомых. Интересно, что с ними случилось?

Тем временем мои уши уловили непривычный звук – или же мне это просто показалось. Очень тихий звук. Если бы насекомые не унялись, как обычно, я его вряд ли расслышал бы вообще. Однако в ночной тишине он слабо, но все же доносился – издалека. Я затаил дыхание и напряг слух. Нет, звук – не насекомых. И не природный. Напоминал звон, испускаемый каким-то инструментом или прибором. Динь-дон. Похоже на звон бубенца или вроде того.

Звук раздавался с паузами: прозвенит несколько раз, затихнет и опять через некоторое время звенит. И так много раз. Будто кто-то откуда-то терпеливо шлет зашифрованное послание. Однако повторы не отличались регулярностью: перерывы между ними становились то дольше, то, наоборот, короче. Да и количество звонков (как мне показалось) каждый раз было разным. Можно только догадываться: эта беспорядочность так и задумана, или просто чья-то прихоть? Так или иначе, но звук доносился тихо: не напрягая слух, я ничего не расслышал бы. Но однажды уловив его посреди ночной тишины, когда луна светит неестественно ярко, я уже не мог от него избавиться, настолько он проник в мое сознание.