Я двигался вперед, и звук бубенца становился заметнее и ярче, но длился все так же беспорядочно. Мне показалось, звук идет из-за кумирни. Он стал намного ближе, но даже при этом все еще казался глухим и гулким, будто доносился из глубины узкой пещеры. Теперь мне казалось, что паузы стали длиннее, а сам звон – реже. Похоже, звонарь устал и ослаб.
Вокруг кумирни было пусто, и лунный свет явственно освещал все вокруг. Я бесшумно обогнул кумирню и увидел заросли мискантуса. Следуя за звуком, я раздвинул эти заросли и обнаружил за ними невысокий курган из хаотично наваленных камней. Может, не такой высокий, чтобы называться курганом, но в любом случае прежде я его совершенно не замечал. Ведь я не забредал за кумирню, а если б и забрел, вряд ли мне пришло бы в голову шарить в зарослях мискантуса. А иначе этого кургана не увидеть.
Я подошел ближе и рассматривал камни один за другим, водя по их поверхности лучом фонаря. Камни были старыми, но я нисколько не сомневался: прямоугольную форму им придали вручную. В природе таких камней не бывает. Их специально привезли на вершину горы и сложили за кумирней. Размеры у камней разные, многие блоки обомшели. Ни знаков, ни узоров на них я не заметил. Навскидку я насчитал штук двенадцать или тринадцать. А может, в старину из них был выложен высокий курган, но после землетрясения или чего-то еще они скатились на землю. И звук бубенца, похоже, просачивался между них.
Я аккуратно поставил ногу на камень и присмотрелся, пытаясь найти глазами то место, откуда раздается звук. Но как бы ярко ни светила луна, обнаружить ночью источник звука было крайне сложно. Однако если б я даже это место обнаружил – что было мне делать с ним дальше? Такого размера камни мне никак не поднять.
Теперь я мог предположить, что кто-то под каменным курганом трясет неким подобием бубенца, заставляя его звенеть. В этом ошибки быть не могло. Но кто он? Только теперь я наконец-то почувствовал непонятный внутренний страх. Инстинкт подсказывал: впредь лучше сюда не приближаться.
Я оставил то место и быстрым шагом вернулся по тропинке. Звук бубенца теперь несся сзади. Лунный свет сквозь ветви деревьев рисовал на мне замысловатые пятнистые узоры. Я вышел из зарослей, миновал семь ступеней каменной лестницы и вернулся домой. Заперев дверь изнутри, пошел на кухню, налил в бокал виски и, не добавляя ни льда, ни воды, залпом выпил. И только после этого успокоился. Затем с бокалом виски в руке перешел на террасу.
До террасы звук доносился очень слабо: если не прислушиваться – не различить. Но при этом он не пропадал. Тишина между трелью бубенца длилась теперь куда дольше, чем в самом начале. Я некоторое время прислушивался к нерегулярным повторам.
Что же под тем каменным курганом? Там есть пространство, в котором кто-то заперт и продолжает звенеть бубенцом. А может, это зов на помощь? Но сколько бы я ни размышлял, никакого сто́ящего объяснения на ум не приходило.
Похоже, я размышлял очень долго. Хотя, возможно, – всего ничего. Я и сам этого не понял. Все это было настолько странно, что у меня исчезло ощущение времени. Улегшись в шезлонг с бокалом виски в руке, я слонялся по лабиринту своего сознания. А когда обратил внимание вновь, звук бубенца уже стих. Все вокруг погрузилось в кромешную тишину.
Я поднялся, прошел в спальню и посмотрел на электронные часы. Цифры показывали 2:31. Во сколько возник звук бубенца, я не запомнил. Но когда я проснулся, было без четверти два, а это значит – он звенел, по меньшей мере, сорок пять минут. И вскоре, после того как странный звук пропал, словно бы зондируя вновь образовавшуюся тишину, опять застрекотали насекомые. Мне показалось, будто все насекомые окрестных гор терпеливо ждали, когда смолкнет тот бубенец. Вероятно, затаив дыхание, очень осторожно озирались по сторонам.
Я пошел на кухню, вымыл бокал из-под виски и сразу нырнул в постель. К тому времени голоса осенних насекомых уже, как обычно, слились в сводный хор. Видимо, сказалось то, что виски я пил неразбавленный. Хоть и был я на взводе, стоило прилечь – сразу погрузился в сон. Долгий глубокий сон. Мне даже ничего не снилось. Когда я открыл глаза в следующий раз, за окном спальни совсем рассвело.
В тот день в десятом часу я еще раз сходил к кумирне в зарослях. Того странного звука уже не было слышно. Однако теперь мне хотелось внимательно рассмотреть кумирню и каменный курган при свете дня. Прихватив из подставки для зонтиков трость Томохико Амады – увесистую, из твердого вечнозеленого дуба, – я направился в заросли. Стояло приятное ясное утро. Осеннее солнце отбрасывало на землю тени от листвы. В поисках плодов, покрикивая, торопливо перелетали с ветки на ветку дятлы и вертишейки. А над их головами куда-то спешно стремились черные вороны.
Кумирня оказалась куда более ветхой и неказистой, чем я увидел ее прошлой ночью. В ярком белом свете почти полной луны она выглядела по-своему значительной и даже отчасти роковой, но теперь я видел перед собой лишь выцветшую и неприглядную деревянную коробку.