Возникновение замысла

Масахико в институте учился на отделении живописи маслом, но, по правде говоря, никто в нем художника не видел. Вроде способный он был студент, но его работам недоставало глубины. Он и сам это отчасти признавал. Однако у него был дар одним взглядом определять все плюсы и минусы чужих картин. Поэтому всякий раз, когда я начинал сомневаться в собственных работах, непременно спрашивал его мнение. Его советы всегда были точны и справедливы и действительно шли мне на пользу. К счастью, зависть, ревность или соперничество были ему не свойственны. Вероятно, таким уж он уродился, поэтому я всегда мог довериться его мнению. Он никогда не сглаживал острые углы, но не было у него и скрытых мотивов. И как бы безжалостно он ни распекал мои работы, я, как ни странно, совсем на него не сердился.

– Когда эта картина будет готова, покажешь мне ее, прежде чем отдавать, хорошо? Взглянуть бы хоть одним глазом, – попросил он, не отрываясь от холста.

– Хорошо, – ответил я. – Эта – не на заказ: просто для себя – рисую, как захочется. Отдавать ее я пока никому не собираюсь.

– Ты что ж, захотел нарисовать свою картину?

– Выходит, так.

– Это своего рода портрет, но никак не формальный.

Я кивнул.

– Можно и так сказать.

– И ты, похоже, нащупываешь новое для себя направление.

– Хотелось бы в это верить, – сказал я.

– На днях видел Юдзу, – сказал мне Масахико уже перед самым уходом. – Случайно встретились и проболтали с полчаса.

Я кивнул, но промолчал. Потому что не знал, что и как тут уместно будет сказать.

– Она, похоже, ничего. А о тебе – почти ни слова. Точно мы оба избегали этого разговора. Ну, сам понимаешь, неловко это бывает. Но в конце она все же спросила о тебе, чем ты занимаешься? Я ей ответил: вроде рисует. Что именно – не знаю, уединился в доме на горе и что-то делает там.

– По крайней мере, пока еще жив, – сказал я.

Масахико, как мне показалось, хотел рассказать о Юдзу что-то еще, но передумал и промолчал. Юдзу издавна дружила с Масахико и часто обращалась к нему за советом. Вероятно, это касалось нас с нею. Так же, как я часто ходил к нему за советом по поводу картин. Однако Масахико мне ничего не рассказывал. Такой вот человек. Выслушивать людей – выслушивал, но все, о чем они с ним говорили, оставлял у себя внутри. Как дождевая вода – течет по желобу и скапливается в бочке, а оттуда наружу никак. Не перетекает вода через край, переполнив бочку, а уровень ее регулируют по необходимости.

Сам Масахико за советами ни к кому не ходил. Хотя ему тоже было на что посетовать. Сын знаменитого художника, своими силами поступил в Институт искусств, но при этом обделен талантом. Наверняка ему было о чем рассказать. Но за все долгие годы нашей дружбы я не припомню ни одного случая, чтобы мне довелось услышать хоть какую-то жалобу из его уст. Такой вот он человек.

– Думаю, у Юдзу был любовник, – решительно сказал я. – Под конец нашего брака она старалась избегать близости со мной. И я должен был заметить это раньше.

Вообще я делился с кем-либо этим впервые, а до сих пор держал внутри себя.

– Вот как? – только и сказал Масахико.

– Но об этом ты, наверное, знал?

Масахико ничего не ответил.

– Разве не так? – повторно спросил я.

– Бывают такие вещи, о которых нам, по возможности, лучше не знать. Могу сказать тебе только это.

– Однако знаешь ты или нет, предстоящий результат почти одинаков. Разница лишь в том, как скоро это произойдет, внезапно или нет, и с какой силой раздается звоночек.

Масахико вздохнул.

– Да, похоже, ты прав, все так и есть. Хоть знаешь, хоть не знаешь – результат всегда один и тот же. Но даже при этом я могу тебе рассказать далеко не обо всем.

Я молчал.

Тогда он сказал:

– Например, каким бы ни был результат, у всего непременно есть как хорошая сторона, так и плохая. После расставания с Юдзу тебе пришлось нелегко. Мне очень жаль, что так получилось. Но в результате ты наконец-то опять начал рисовать. Нашел собственный стиль. Если задуматься, разве это плохо?

«А ведь он прав, – подумал я. – Если бы мы с Юдзу не расстались – точнее, если бы Юдзу от меня не ушла, – я б и теперь продолжал писать заурядные портреты, зарабатывая ими на жизнь. Однако то был не мой собственный выбор. Вот что важно не забывать».

– Старайся замечать хорошие стороны, – уходя, сказал Масахико. – Может, это никчемный совет, но раз уж идешь по улице, не лучше ли идти по солнечной стороне?

– И к тому же в стакане остается еще остается одна шестнадцатая часть воды.

Масахико рассмеялся.

– Вот нравится мне в тебе эдакое чувство юмора!

Я и не собирался шутить, но не в этом признаться.

Масахико немного помолчал, а затем сказал:

– Ты все еще любишь Юдзу?

– Я понимаю, что должен ее забыть, но так прикипел к ней душой, что не могу оторваться. И почему так бывает?

– С другими не спишь?

– Если и сплю, то между ними и мной всегда присутствует Юдзу.

– Ну и дела… – произнес он и потер лоб кончиком пальца. Похоже, он и впрямь не знал, что мне сказать.

Затем сел за руль и приготовился уезжать.