По делу Алексея арестовали многих людей. Уже и близкие царю Яков Долгорукий, и Борис Шереметев, и даже Ромодановский с Меншиковым попали под подозрение... Были казнены Кикин с несколькими боярами, монахи, подьячие: кто повешен, кто колесован...
Наконец, приступили к самому царевичу: для начала ему было дано 25 ударов кнутом. Алексею предлагалось ответить, хотел ли он учинить бунт в русских войсках, стоящих в Мекленбурге. У Алексея насильственно вырвали признание.
Верховный суд единогласно приговорил царевича к смертной казни, «потому что он не хотел получить наследства по кончине отца прямою и от Бога определенною дорогою, а намерен был овладеть престолом чрез бунтовщиков, чрез чужестранную цесарскую помощь и иноземные войска, с разорением всего государства, при животе государя, отца своего. Весь свой умысел и многих согласных с ним людей таил до последнего розыска и явного обличения в намерении привести в исполнение богомерзкое дело против государя, отца своего, при первом удобном случае». Уже после вынесения приговора Алексею дали 15 ударов кнутом.
Казни не дано было свершиться. Алексей, находясь в заключении, умер. За пять часов до этого его хватил удар. Он ли причиной или яд — сказать трудно. В данном случае это неважно. Мы имеем на руках приговор — юридическое обвинение из петровского времени.
Незадачливый царевич мечтал иногда вслух — когда он будет государем, то станет жить в Москве, а Петербург оставит простым городом, также и корабли оставит и держать их не будет, и войска держать станет только для обороны, а войны ни с кем не будет искать...
* * *
Из архива:
«В нынешнем 1722 году июля 26 числа, по указу Его Императорского Величества и по приговору правительствующего сената, старец Валаам, а по обнажении монашества Василий Савин сын Левин, который наперед сего был капитаном, казнен смертию, для того марта в 19 числе сего ж году пришед он, Левин, в город Пензу на торг, кричал всенародно злые слова, касающиеся к высокой персоне Его Императорского Величества и возмутительные к бунту, а в Тайной канцелярии по расспросам его и по розыскам явилось, что не токмо в Пензе, но и прежде того отцам своим духовным на исповеди те бунтовные слова он, Левин, разглашал явно.
К тому ж показал он, что и впредь-де ежели ему означенную вину отпустят и от смерти его освободят, то имел он намерение, чтоб на всех городах и на пути народ возмущать, да он, Левин, показал, что веру православную христианскую он хулит, и тело и кровь Христа Спасителя нашего за истинное тело и кровь Его не приемлет, и святые иконы называет он идолами, и ежели его допустят, то он их исколет, и тем он, Левин, показал себя не токмо злым порицателем Его Императорского Величества и возмутителем народа, но и богохульником и иконоборцем.
Да он же некоторых духовных и мирских оклеветал напрасно, а потом в повинной своей написал, что он оклеветал их напрасно, да он же, богохульник, и по объявлении ему смертной казни исповедаться и святых тайн причаститься не хотел, принося на тело и кровь Христа Спасителя нашего хулу, токмо уже пред самою казнею сущую свою вышеписанную злобу объявил явственно, и пред Богом и пред Его Императорским Величеством и пред всем народом принес вину и чистое покаяние, написав о всем своеручно, исповедался и святых тайн причастился, и хотя за вышеписанные его злые вины достоин он был по указам мучительной казни, однако же для вышеописанного его покаяния учинена ему казнь — отсечена голова, а туловище сожжено, и велено ту голову послать на Пензу, где он то возмущение чинил, и поставить на столб для страха прочим злодеям».
Это указ, выставленный на болоте, где казнили Левина.
Начальник Тайной канцелярии Ушаков писал доктору: «По указу Его Императорского Величества вашему благородию предлагаю: изволите сочинить спирт в удобном сосуде, в котором бы можно ту голову Левина довезти до означенного города (до Пензы), чтоб она дорогою за дальностью пути не избилась и оный бы сосуд с спиртом чтоб изготовлен был сего же числа, а кому изволите приказать оное сочинить, чтоб он был в аптеке безотлучно».
По делу Левина пострадало множество людей. Один из них, капитан Салов, утверждал, что он глухой, поэтому «непристойных» слов Левина слышать не мог. Ушаков не поверил и велел опросить знакомых Салова. Одни открещивались от знакомства, другие отвечали: да, глухой; третьи: нет, хорошо слышит. Послали запрос в полк, где служил Салов. Ответ, подписанный полковником и офицерами, гласил: Салов, служа в полку, глух не был.
Капитана лишили чина, били кнутом и сослали в крепость. Только после кончины Петра ему было позволено возвратиться в свое поместье.
Удивляет несоответствие между преступлением и тяжестью наказаний; так, казнь следовала и за убийство, и за сон на посту. Разве что виды ее были неодинаковы: четвертование, колесование, сожжение и т. д. Смертная казнь предусматривалась сто одной статьей. Пожалуй, многовато.