Возраст чувственности

— Мы ждем в апреле, но Хлоя хранит все в тайне, пока Калли не станет лучше себя чувствовать.

— Да, уж лучше страдать самому, чем видеть, как страдают близкие.

— Ради жены я готов сразиться и с более серьезным противником, чем миссис Крибедж; надеюсь, придет день, и ты сможешь понять мои чувства.

— Мне отлично живется холостяком, — усмехнулся Джеймс.

— Знаешь, так ужасно, что мы с Хлоей потеряли столько времени, — с горечью признался Люк. — Боюсь, это я себе никогда не прощу.

Джеймс отвел взгляд, чувствуя себя виноватым. Он не хотел вставать между братом и его любимой, грешный нрав юноши сделал все за него. Брату потребовалось десять лет, чтобы научиться вновь доверять женщине после того, как Памела сломала ему жизнь, и он, Джеймс, сыграл в этом не последнюю роль.

— Вот поэтому я и не хочу жениться.

— Тебе просто надо выбрать правильную женщину, Джеймс. Создание семьи пойдет тебе на пользу, ты сам это знаешь, просто не хочешь признать.

Джеймс вспомнил строки письма Вирджинии и удивился, почему же два близких человека так ошибаются на его счет.

— Нет, это не для меня. Ты же знаешь, сколько несчастий я могу принести другим, даже того не желая, — с горечью проговорил Джеймс. — Позаботься, чтобы мне подали приличный завтрак, Люк. Хотя после такого мне подойдет, пожалуй, любой.

— Ты ведь никуда не сбежишь?

— Я должен, брат. Находиться рядом со мной опасно.

— Нам предстоит вспомнить о Фуше, верно?

— Кому?

— Ты знаешь кому. Чего ты хотел все эти годы, Джеймс?

— Мне кажется, ответ очевиден.

— Я был обязан уделять тебе больше внимания, вместо того чтобы слушать сплетни, и второй раз я не повторю свою ошибку. Ты, наконец, должен рассказать мне, чем ты занимался, пока я воспитывал Еву, жалел себя и тосковал по Хлое. Иначе я запру дверь и буду пытать тебя, пока не признаешься.

— Я занимался многим, тем и этим, больше тем, — уклончиво ответил Джеймс.

— А ведь Вирджиния пыталась меня предупредить, — медленно произнес Люк и требовательно посмотрел на брата. — А я не воспринимал ее слова всерьез. Какой болван.

— Разве это важно, Люк? Мы живем так более десятка лет, и я не вижу повода что-то менять.

— Хлоя и Ева заставили меня понять, кто я на самом деле, потом я встретился с тобой, дорогой брат. Я сразу понял, что жизнь у тебя не складывается. Тогда я задумался, могут ли твои враги быть еще менее сообразительными, чем я?

— Нет, Люк, потому ты и должен меня отпустить. Удар головой заставил меня встряхнуться, теперь я точно знаю, что пора уезжать из Райн-Хилл в город, где я причиню людям меньше вреда.

— Но зачем? Еде еще, как не в поместье Лафрена с множеством слуг и в окружении семьи ты будешь в безопасности?

— Жена Еидеона ждет ребенка, о котором они мечтали девять лет. Как ты признался, Хлоя тоже носит мою племянницу или племянника. И ты думаешь, я буду подвергать всех их опасности ради сохранения собственной бесполезной шкуры? Помоги мне уехать, Люк. Моя совесть не выдержит новых потерь.

— Ты уверен, что не преувеличиваешь?

— Ерунда, ты ведь знаешь, как легко я отношусь к жизни.

— Значит, ты решил поиграть с Фуше?

— Нет, тут дело в мести.

Бонапарт вел своих людей к цели железной рукой в бархатной перчатке, но Фуше был его кулаком, исполнителем воли. Смерть Хебе вызвала у Джеймса желание отомстить.

— Очень безрассудно.

— Да, я поступил как дурак.

— Я много думал о тебе нелицеприятного, Джеймс, но дураком никогда не считал.

— Подумай еще раз.

— В тот день я задал неверный вопрос, так ведь? — спросил Люк, и сам себе удивился. Даже сейчас, много лет спустя он отчетливо звучал в его голове.

«Ты спал с моей женой?..»

— Не важно, твоя или моя дочь Ева. Я люблю ее. Какой бы ни была Памела, я благодарен ей за то, что она подарила мне ребенка, как и за то, что ушла достаточно рано, чтобы Ева не выросла похожей на мать.

— Ты намного лучше меня, Люк. Я проклинаю эту женщину всякий раз, как вспоминаю.

— Выходит, Хлоя права. Памела сделала что-то ужасное с милым мальчиком, каким ты был в те годы.

Джеймс поджал губы. Он много лет не касался этой темы, даже старался не думать. Теперь Люк заставил его вспомнить то, что постепенно забывалось.

— Расскажи мне, и покончим с этим навсегда.

— Я живу, как бабочка, Люк. Разве она помнит, сколько причинила вреда, будучи гусеницей?

— Сколько бы ты ни пытался казаться легкомысленным человеком без совести, я знаю, что ты не таков, потому никуда не уйду, пока не услышу правду.

Джеймс покачал головой:

— У тебя есть дочь и жена, скоро появится еще малыш, которого надо оберегать. Подумай о них и дай мне уйти.

— Обойдемся без мелодрам, Джеймс. Ты всегда относился к своим проблемам слишком серьезно.

— Нет, просто ситуация действительно серьезная.

— Значит, чем быстрее ты мне все расскажешь, тем раньше мы найдем решение.

— Полагаешь, это просто? — Джеймс был так удивлен, что даже нервно хохотнул от неожиданности.