Возраст чувственности

— Потому что больше не сделал никто. — Глаза Уинтерли сверкнули стальным блеском. — Агенты, шпионы, осведомители — расходный материал, их не используют долго. Одни готовы пойти на все ради денег. Другие так хитры и коварны, что после встречи с ними я пересчитывал, все ли зубы у меня на месте. Третьи работали за идею — призрачную, как мираж, и недостижимую, как линия горизонта. Никогда не доверяйте людям, фанатично преданным делу, Ровена. Они сгорают сами и причиняют боль тем, кого должны беречь.

Итак, они подошли к разговору о женщине, которую он любил. Ровена помнила ее имя — Хебе — и сейчас пыталась восстановить в памяти все, что слышала о ней. Самое неприятное, что даже тогда, под окном, Ровену охватила ревность к бывшей любовнице Джеймса. Пытаясь восстановить душевное равновесие, она могла кое-что пропустить. Пожалуй, не стоит упоминать о Хебе, тем более когда Джеймс смотрит так пристально, будто читает мысли.

— И эти дети — тех, кто погиб за идею? — понизив голос, спросила Ровена.

— Да, они невинные жертвы. Их родители поставили дело выше благополучия семьи. Мне сложно понять, что можно так поступить ради сомнительной цели.

— Почему же? Вы ведь сделали то же самое. Или вами двигала жажда наживы?

— У меня не было семьи.

Он говорил так, словно оправдывался. Ведь большинство мужчин ставили бы себе в заслугу заботу о трех сиротах и не умалчивали бы об этом. Джеймс считал, что не сделал ничего выдающегося. Как же ей защититься от такого человека?

— Ваш брат и племянница, а также Гидеон и Калли с вами не согласятся.

— Они от меня не зависят.

— Как и мои близкие. Но я сражалась бы ради них с самим дьяволом, не только с Бонапартом.

— Я тоже. — Уинтерли бросил на нее раздраженный взгляд, будто признался в этом вынужденно.

— И вы занялись контрабандой для того, чтобы защитить брата и его дочь, так?

— Происходящее виделось мне веселым приключением, я был молод.

— Жаль, что меня там не было. Хоть кто-то должен был сказать вам, что нельзя вести себя как полный идиот. Вам лучше было остаться и помириться с братом.

Джеймс пожал плечами.

— Но это невозможно! Я не стал бы слушать маленькую девочку, какой вы были, когда мне исполнилось двадцать, — пояснил он с улыбкой.

— Мне было десять лет, но вам пришлось бы меня выслушать. Мама говорила, что в том возрасте я была такой же бесстрашной и непослушной, как Эстер.

— Какое неожиданное признание. Но в то время я не слушал даже свою тетушку, а она была самой уважаемой и храброй женщиной в моем окружении. Но почему же вы так изменились, почему стали покорной?

— Я повзрослела, мистер Уинтерли.

— Хм, — улыбнулся он, будто вовсе не был в этом уверен, и оглядел ее с ног до головы. — В некотором смысле, да, с этим не поспоришь, но в другом…

— Мы сейчас говорим о вас, — перебила его Ровена.

— Не по моей воле.

— Вам больше нравится делать вид, что у вас нет сердца, верно? И не говорите мне о глубокой любви к близким и сострадании к несчастным детям.

— Ваши слова ранят меня в самое сердце, миссис Уэстхоуп, — произнес он беззаботным тоном салонного завсегдатая.

— Не стоит вести себя со мной так, Джеймс. Если, конечно, хотите, чтобы я всерьез воспринимала ваше идиотское предложение.

— Значит, вы все же пока раздумываете?

— Причина не в вас, а в несчастных детях.

— Несчастных? Потому что они малы и оторваны от родного дома? Или потому, что их спас я?

— И то и другое, — не раздумывая выпалила Ровена.

— Так вы готовы представить меня своим мужем? — усмехнулся Джеймс.

— Только после дождичка в четверг.

— О, я уже чувствую себя под пятой у жены, а вы еще даже не согласились на брак.

— И не соглашусь… Если только не увижу, что детям рядом с вами грозит опасность. Ради них я готова принести жертву.

— Что ж, судя по тому, какого вы обо мне мнения, надо заняться организацией нашей свадьбы как можно быстрее.

— Я не сказала, что выйду за вас, — процедила Ровена. — А вы все же джентльмен и не посмеете меня заставить. Я ведь слишком много о вас знаю.

— Что ж, надеюсь, мои дети тронут ваше сердце, если мне не удалось. И еще скажу, что не смог отвернуться от последствий войны и ринуться в новую битву, как сделали целые нации. Я привез троих детей сюда, потому что только так мог сохранить им жизнь. Ровена, ты готова стать для них матерью и помочь мне их вырастить? Одному мне не справиться.

Джеймс стал таким серьезным, будто решалась его судьба. Возможно, так и было, но Ровена этого не осознавала. По спине пробежала дрожь.

— Вы можете нанять меня в качестве няни или гувернантки, — заявила она, гордо вскинув голову. Укол ревности к незнакомой француженке заставил ее продолжить: — На вашем пути встречается столько женщин, что женитьба будет мешать вашей личной жизни.

— Знайте, я никогда раньше не делал предложение женщине. В раннем возрасте у меня возникло стойкое отвращение к браку.

— Неудивительно, — кивнула Ровена.

Уинтерли молча окинул ее взглядом. Неужели он никогда не забудет о том, как много ей о нем известно?