Возраст (март 2009)

Однажды я назвал на «ты» и без отчества писателя Михаила Иосифовича Веллера, и он меня громко отчитывал, держа цепкими, но уже не очень сильными пальцами за локоть, а я опять улыбался, и от нежности, и от нелепости ситуации. Я даже писателя по имени Эдуард Вениаминович называю просто «Эдуард», с чего бы это я тебя, Михаил, стал звать так длинно, тем более, что я это и не выговорю в моем состоянии: «…с… ф… в… ич!…»

Подобная же ситуация и с теми, кто моложе меня.

На лице моем уже в глупой младости росла борода, а голову я брил наголо. Помню, однажды выступал перед студентами, преподавал им основы журналистики и, в частности, сказал: «Ну, давайте сразу же перейдем „на ты“, и будем общаться запросто - ведь меж нами нет никакой разницы, мы ж одно поколение…»

Сижу такой пред аудиторией, бородатый и без волос на голове. Короче, они не выдержали и засмеялись. Тепло засмеялись, но искренне. «С чего этот бородатый тип считает нас, юношество, одним с собой поколением?!» - так, наверное, подумали. «Тоже мне, Боже мой, ровесничек! Он в зеркале-то видел себя?»

Но я, правда, был тогда совсем молодым. Двадцати четырех лет. Велика ли разница - если от восемнадцати отмерять. (У меня вот за год сменилось два водителя, одному было 59, а нынешнему - 19. Совершенно одинаковые.)

Но недавно, спустя почти десятилетие, я снова поймал себя на том же самом ощущении, когда выступал в Литературном институте, и умнейший Сергей Есин, подводя итог моим бессистемным словесам, пожурил своих учеников: «Отчего вы не записывали за ним, а? Пред вами стоит человек на пятнадцать лет старше вас!»

У меня такая легкая молния пробежала в плечах по этому поводу: «…и чего? Пятнадцать лет - и чего? Просто у меня вышли книжки, а у них еще нет, вот и все. Зачем им записывать за мной, вовсе незачем, мы ж одинаковые совершенно».

…Или вот еще другой случай вспомнил.

Выступал прошлою весной в библиотеке перед старшеклассниками, и потом получил смс от одной из слушательниц. Очень пронзительной, и очень понятной была та смс, а написавшая ее была хоть и юна, но красива редкой, натуральной и зрелой красотой.

Я произвел тогда нехитрые расчеты и неожиданно удивил себя осознанием того, что эта девушка вполне могла быть моей дочерью. Вот какой я вырос уже.

Повертел эту мысль то так, то эдак, снизу на нее посмотрел, сверху, но все равно не понял, что с ней делать, приятной ее считать или неприятной. Оставил, в общем, свою мысль в покое, а затем и вовсе забыл. Сейчас только вспомнил, сам не знаю к чему.

Наверное, к тому, о чем и писал здесь в этом на первый взгляд несколько манерном, но внутренне очень искреннем тексте.

Я писал о том, что рад приходу всякого времени и любого возраста, - но не понимаю, какое отношение имеет это время ко мне, если я родился собой, жил и живу собой, и душа моя никогда не научится реагировать на время. Душа же вообще не при чем! Они же по разным ведомствам числятся! Время, может, и идет, а душа - посмотрите, танцует в луче солнечного света. Никуда не делась, никуда не денется.

А вот и мама пришла с половой тряпкой, сейчас она устроит мне танцы…

Юрий Сапрыкин Наше счастье постоянно

Куда ушло советское детство

Был солнечный зимний день, я почему-то остался дома - должно быть, болел, но какой-то приятной необременительной болезнью, в которой главное - не жар или опухшее горло, а сборник американской фантастики и фильм с субтитрами в дневном телеэфире. В тот день сладостное ничегонеделание захватывало даже больше, чем фильм: я лежал, уткнувшись носом в ковер на стене, и разглядывал узоры - черных гусениц на красном фоне, павлиньи перья, самоцветные камни. И тут я услышал голос - вкрадчивый, будто извиняющийся, как бы нехотя сообщавший неприятное известие: «Как вы быстро растете, мальчики, как стремительно вы растете». Я до сих пор не знаю, к каким событиям прошедшего мимо сознания фильма относились слова, и кто их, собственно, пропел, - вероятно, это была песня на финальных титрах, кажется, ее пела Камбурова - но в ту же минуту на меня навалилось неотвратимое, непререкаемое осознание: все, из чего состоит мой неплохо устроенный мир - книжка с рассказами Шекли, ленивые дневные телесеансы, уроки литературы, клубника с дачной грядки, футбол во дворе - все это исчезнет. Быстро, стремительно, навсегда, без возврата. И некуда бежать, и некого просить, хоть в подушку вой - что я и делал, заглушая камбуровские строки.