Возраст не помеха

Сколько мы так барахтались, не знаю, нас сносило течением, причем довольно сильно. Еще при встрече с Малышом я заметил краем глаза, что мы уже ушли от переправ метров на триста, а теперь и вовсе где-то далеко, скорее всего. Интересно, вынесет ли нас к берегу когда-нибудь или нет? А если вынесет, то к какому?

– Захарка, нас к городу несет, там немцы, надо к острову как-то грести, – словно угадав мои мысли, сообщил Боря.

– К какому острову, Борь? – крутя головой, я вообще не понимал, где мы.

– Остров тут, вон, слева темнеет, не видишь? Там наши, отсюда пополнения идут, только как к нему прибиться?

– Буду пытаться толкать, – только и смог выдохнуть я.

Уже начинались предрассветные сумерки, когда Малыш вдруг закричал:

– Ноги во что-то уперлись!

Я огляделся и понял, что скорее всего это отмель возле острова. Суша была рядом, кажется, я даже костер увидел где-то далеко. Попытавшись встать, не преуспел, все же рост у меня не как у Бориса. Ушел с головой под воду и вновь пришлось отплевываться, погружение оказалось неожиданным, нахлебался. Вот уж ей-богу, на всю жизнь напился. Нога ныла, ниже колена дергало и вызывало слезы на глазах. Что там, интересно, осколки? Вроде не должны были в нас попасть, мы на палубе за надстройкой находились, она и прикрыла. Переломы? Возможно. Хорошо бы закрытые, а то кровью весь истечешь.

– Эй, на берегу, помогите, вашу маман! – заорал Борис, а я и не заметил, что там кто-то есть. Оказалось, там был пост, трое бойцов сидели тихонько и посматривали в сторону воды, но не выдавали себя.

Как Малыш их разглядел, ума не приложу. Я-то их увидел, только когда зашевелились.

– Борь, я уже стою, – заключил я, – давай помогу.

Я и правда уже встал, на одну ногу, но встал.

– Да где тебе, такого кабана разве поднимешь?

Дальнейшее порадовало и одновременно огорчило. Нас вытащили, да только мы были в таком состоянии, что сразу потеряли сознание, наверное, даже одновременно. Помню только чьи-то лица и все, темнота окончательно взяла верх и силы покинули.

Глаза открылись вновь, передо мной кто-то суетился, по-прежнему вокруг стояла темень, и лица я разбирал с трудом. Голова очень болела, отодвинув боль в ноге на задний план.

– Ну, что тут у нас? – спросил кто-то. Голос с хрипотцой, кажется, человека в возрасте.

– Да вон, товарищ военфельдшер, троих к берегу прибило. Один наш боец и щегол с ним какой-то, – а это уже кто-то молодой.

– Слова выбирай, этот щегол столько жизней спас в городе, да и меня вытащил, полночи в воде держал, я за него голову оторву! – а это бас Малыша, живой, в сознании, значит, все хорошо.

– Мне без разницы, герой тут или нет, я вижу раненого, надо в санбат и оказать помощь, остальное не мое дело! – нейтрально так ответил голос с хрипотцой.

– Что с командиром? – продолжал Боря.

– С лейтенантом? Без сознания, травма живота и, похоже, ребра сломаны.

– Его лечите, я потерплю, – подытожил Малыш.

– Борис, ты как? – спросил я тихо, но присутствующие сразу обратили ко мне свои взгляды.

– Очнулся, Захарка? Да нормально, вон док говорит, ноги у меня поломаны, с рукой пока неясно. У тебя тоже нога сломана, как ты меня вытянул-то, не понимаю? – кажется, Малыш искренне удивлен.

– Да кто бы мне сказал, как? А с головой что, болит ужасно?

– Вы, молодой человек, чудом вообще ее не потеряли. Частичное скальпирование, благо что неглубоко, кожа нарастет, молодой вы еще.

– Понятно, лысый теперь вдобавок, – усмехнулся я и скорчился от боли.

Нас долго куда-то несли, потом везли на лодке, но недолго. Погрузили на телегу, к этому времени уже рассветало и появилась хоть какая-то видимость, долго везли. Лежали мы все вместе, причем Малыш, зараза, занимал больше половины всего свободного места. Меня пристроили на краю, и всю дорогу я был озабочен тем, чтобы удержаться и не вывалиться случайно на кочке. Лошадка попалась смирная, шла тихо, и трясло несильно, но я все же опасался.

Осмотр продолжился в медсанбате, за него тут были большие палатки, установленные в кустарнике. Сначала мне осмотрели голову, врачом на этот раз была женщина средних лет. Я с самого начала глядел на нее, отслеживал реакцию: в глазах у доктора стояли слезы. Она так осторожно промывала мне рану на голове, что я даже забалдел, забыв о боли. Казалось, вернулся в детство, свое, то, что в будущем… или прошлом… Блин, вообще запутался. Помню, как мама частенько сядет возле меня, положит свою мягкую ладонь мне на волосы и медленно так, перебирая пальцами, гладит и гладит, а я тихо млею. Даже в последний раз, когда мама лежала в больнице и умирала, мне всего пятнадцать было, она делала так же. Она долго болела, химия, куча лекарств, к ней никого не пускали кроме отца, он за сиделку с ней был, но я прорвался однажды. Как оказалось позже, успел буквально за пару дней до ее смерти. Увидел ее лежащей на койке, почти ослепшую от химии, и сердце сжалось в кулак. Упал перед ней, заплакал, взял за руку и прижал к лицу. А она положила ладонь мне на голову и тут же прошептала: «Сыночек, ты пришел ко мне…»