Возраст третьей любви

Но, кажется, дело даже и не в этом…

Женя почувствовала, как в голове у нее начинает свербить более важная мысль, словно взбудораженная сегодняшними невеселыми событиями.

«А чего я вообще-то хочу? – подумала она. – Чем я хочу заниматься, как хочу жить?»

Женя с удивлением поняла, что до сих пор, выходит, вообще об этом не задумывалась. Все это были какие-то очень отвлеченные размышления, а она привыкла мыслить конкретно. И вдруг оказалось, что простой здравости ума слишком мало для жизни…

Эта неожиданная догадка вызвала у нее куда большую растерянность, чем похабные предложения Трубника.

Женя шла по сотни раз исхоженным улицам, и ей казалось, что она идет совершенно незнакомым городом.

Колокольный звон далеко и гулко разносился от церкви возле бывшего Камерного театра. Ярко светились окна синагоги, недавно открытой напротив кафешки с аистами. Толпа людей высыпала из Театра на Малой Бронной. И в этом знакомом смешении людей, звуков, огней Женя чувствовала себя одинокой, как в лесу.

«Может, замуж поскорее выйти? – тоскливо подумала она. – А что: спокойная семья, приличный муж, дети…»

Но эта мысль не задержалась в ее голове ни на минуту. Жить с каким-то мужчиной постоянно, видеть его каждый день, подстраиваться под его привычки – это все-таки не то же самое, что лечь с ним в постель, этого просто так не сделаешь. Да еще дети! При мысли о том, чтобы родить детей от абсолютно чужого человека, ее просто передернуло. Хотя – что за глупости, а от кого же рожают детей?

Ей было тоскливо, смутно, голова у нее болела от какого-то нерадостного и непонятного чувства, которое исходило прямо из сердца – Женя просто физически ощущала, как это происходит… И унять эту тоску было гораздо труднее, чем Алексея Трубника. Да Женя просто не знала, как ее унять!

«Ну, хватит! – приказала она себе. – Что это ты раскисла? Можно подумать, кобель этот тебя в самое сердце ранил своими предложеньями. И не так уж все безнадежно. Кому сейчас легко? Найдешь что-нибудь, свет не клином сошелся. Технический перевод можно на дом брать, да мало ли что еще…»

Женя шла к своему дому по Большой Бронной, и недлинная родная улица казалась ей бесконечной.

Глава 3

Непонятная тоска прошла уже назавтра, сменившись вполне разумными мыслями о будущем.

Собственно, думать было особенно нечего. Женя почти сразу поняла, что вариант у нее на сегодняшний день есть один: вспомнить о существовании Виталия Андреевича Стивенса.

Конечно, ничего хорошего она в этом не находила. И тот осенний вечер, когда она плакала, выпив сто граммов коньяка, – тоже не забыла…

Но ведь только не слишком умные люди воображают, будто выбирать в жизни приходится между хорошим и прекрасным. А на самом деле гораздо чаще – между плохим и отвратительным. Женя поняла это с первого же раза. Так что гордость свою надо запрятать подальше и позвонить папаше, с которым словом не перемолвилась в последние пять лет.

А не хочешь – ну так звони Алексею Трубнику в «хард и софт».

Помочь ей Виталий Андреевич, если бы захотел, мог наверняка, в этом Женя не сомневалась. Как и следовало ожидать, ее папочка быстро сориентировался в изменившейся обстановке и в Министерстве культуры более не работал. За пять с лишним лет, прошедших после его расставания с Ириной Дмитриевной, он сделал прекрасную продюсерскую карьеру на телевидении. Не зря мама называла его «человеком успеха». Жизнь постоянно подтверждала, что Виталий Андреевич умеет бить в самую точку!

А телефон его был записан в мамином блокнотике на первой странице, даже раньше, чем начинался алфавит. Непонятно только – зачем?..

Голос у секретарши, ответившей по этому телефону, был просто небесный.

– Извините, кто его спрашивает? Дочка? Минуточку!

«Интересно, что входит в ее служебные обязанности?» – усмехнулась про себя Женя, пока секретарша соединяла ее с отцом.

– Рита, в чем дело? – наконец раздалось в трубке.

– Это не Рита, – сказала она. – Это Иры Верстовской дочка.

– Женя! – Виталий Андреевич воскликнул так взволнованно, как будто ему позвонила по меньшей мере первая леди США. – Женя, ты… Как ты, как дела?

– Это ты из вежливости спрашиваешь или правда моими делами интересуешься? – усмехнулась она.

– Ну конечно, интересуюсь, ведь столько лет…

Можно было, конечно, ответить папочке, что в прежние времена он не очень-то интересовался ее делами. Но зачем, в таком случае, вообще было звонить?

– Тогда лучше все-таки встретиться, – сказала Женя. – Не хотелось бы по телефону рассказывать.

– Встретимся, – тут же согласился он. – Я, Женечка, знаешь, давно хотел, но все как-то не…

– Ну и прекрасно, – перебила она. – Когда ты будешь свободен?

Женя увидела отца раньше, чем он заметил ее, сидящую на скамейке у Чистых прудов.

Виталий Андреевич вышел из блестящей черной «Ауди», что-то сказал шоферу, перешел запруженную машинами дорогу и, как мальчик, перешагнул через невысокую ограду бульвара. Женя смотрела, как он, все еще ее не видя – или просто не узнавая? – легкой, стремительной походкой идет по аллее к тусклому пруду. Наконец он заметил Женю и еще прибавил шагу.