Возрастной шовинизм (декабрь 2007)

Я не хочу этим сказать, что, будь я очень голодна, мой возраст (76) помешает мне поесть в кафе, но я заранее не жду от этого никакого удовольствия. Вот я снимаю рюкзак, помещаю на вешалку куртку и жду. Меня, конечно, обслужат, но как бы нехотя - я не их клиент. Поэтому вся эта ситуация мне заранее неприятна.

Почему же в любом заведении на Западе - от лучшего в Лондоне китайского ресторана до обычного паба сети «Серебряная ложка», в дешевом ливанском кафе в Сиднее и в дорогом французском кафе в Эдинбурге, в ресторане «Тележка» во французской провинции, куда вечерами по пятницам специально приезжают gourmets из окрестных городков и ферм, - почему там меня принимают как желанного гостя?

Помимо профессиональной любезности в обращении с любым клиентом, мой возраст сам по себе предполагает известную почтительность: это заложено в культуре. В любом лондонском автобусе на вопрос «через сколько остановок мне надо сойти?», водители отвечали: «Я вам скажу, мэм».

Почтительность в обхождении со старшими в России исчезла вместе с исчезновением деревенского уклада жизни. Поэтому ее проявления в Москве так хорошо запоминаются. Год назад в тридцатиградусный мороз мне нужно было добраться домой с научной конференции. У младшего коллеги, которого организаторы отрядили меня отвезти, не завелась машина, так что он поймал первую попавшуюся и заплатил водителю.

Я все еще разматывала шарф и отстегивала капюшон куртки, когда водитель обернулся и с выраженным южным акцентом спросил: «Вам не холодно? Обязательно скажите!» Пока мы ехали, водитель еще раза два спрашивал, удобно ли мне и предлагал включить печку на большую мощность. Наш Юг - это ведь Восток, а там уважение к старшим традиционно. Тут я вспомнила, как однажды заказала такси по телефону, и что из этого получилось.

Роскошная «Мицубиси» сильно опоздала, в результате чего предстояло ехать в час пик. На мой вопрос, как водитель намерен с Ленинградского проспекта добраться до Замоскворечья, он буркнул, что поедет по Тверской. Стоило мне заикнуться о том, что так мы не проедем, как водитель уже не буркнул, а гавкнул на вполне московский манер, дав мне понять, кто здесь хозяин. В Лондоне, в Эдинбурге, в Сингапуре таксист, отвозящий на аэродром женщину моих лет, не просто вынет вещи из багажника, но еще и поставит на тележку и подкатит ее к дверям аэровокзала.

Уважение к старшим - культурный механизм, устойчивый по отношению к разным преходящим веяниям. Существенно, при этом, что в качестве автоматизма уважение к старшим - часть общей культуры отношения к Другому. Человек «в возрасте» - чей-то отец или дед, а в этот же момент, быть может, нуждается в помощи ваш отец или пожилая соседка, которая когда-то мазала вам зеленкой разбитые коленки.

Не надо обладать особым воображением, чтобы понять: возраст - величина быстро меняющаяся. Так что с какого-то момента все мы уже не взрослеем, а стареем. И это неминуемо.

* ХУДОЖЕСТВО * Аркадий Ипполитов Рожь под соснами

К 175-летию со дня рождения Ивана Ивановича Шишкина

Хорошо в России Иван Иваныча - дубов много, а людей мало. Для ритма вообще-то хотелось бы сказать: «а людей почти нет», но это было бы неправильным, так как люди у него все-таки есть, и люди все такие хорошие, аккуратные: бабы и девки в платочках, с корзинами, видно, что не просто так ходят, а по делу. Мужики в красных и белых рубахах, чистых, тоже все делом занимаются: сторожат ли, дрова ли рубят. Ребята, босоногие, но смирные, дамы с барышнями, всегда под зонтиками, все больше от солнца, но иногда и от дождя, что очень редко, погода-то все больше солнечная. Дамы под руку с кавалерами, эти - видно, что гуляют, приехали отдыхать на дачи. Все ведут себя скромно, одеты хорошо, но без лишней роскоши, никто не пьет, не курит, не гадит, лес не ломает. Иногда костры разжигают, но тоже аккуратные, по делу, покос или еще там что, не сидят вокруг костров просто так, чтоб водку пить и шашлыки жарить, как это у импрессионистов, современников Иван Иваныча, было заведено. Догола, как у них, французов, принято было, никто не раздевается. Достойно все, прилично. И дали, и чащи, и тени, и дубравы, и простор, и раздолье. Кама несет свои спокойные воды, ширь несказанная, а травки зеленеют, такие маленькие, такие трогательные. Тучная рожь колосится, золотая, богатая. Изо ржи почему-то многовековые сосны торчат, но не мешают колосьям золотом наливаться. А над рожью бескрайнее и бездонное небо расстилается, в нем галки и тучки ходят: хочешь - галок считай, хочешь - Бога зри. Красота, единая Россия.