Возродившиеся из пепла

Он изучал мое лицо, очевидно понимая, что выиграл спор.

— А теперь, раз с этим покончено, могу я тебя трахнуть? — на этот раз он прорычал.

Я могла с полной уверенностью заявить, что наша сексуальная жизнь абсолютно не пострадала. Зейну потребовалось некоторое время для осознания того, что, занимаясь со мной любовью, не обязательно осторожничать, как когда я поправлялась от побоев, любезно нанесенных Сидом. Не то чтобы мне не нравились ласковые, нежные прикосновения мужчины, полностью владевшего моей душой. Всей моей не сломленной, не раздробленной душой. Но в дополнение к новым красивым, нежным моментам, мне хотелось вернуться к грубому, жесткому сексу. Я рисовала линии на красочных татуировках, украшавших его грудь и руки, на которые могла смотреть в любое время, когда захочу. А теперь еще и при дневном свете, учитывая, что Лекси была в школе. Я могла отлынивать от работы, наслаждаясь послеобеденным удовольствием, так как была боссом, а у Зейна был гибкий график. Кроме того, ему нравилось пошуметь, когда мы занимались любовью. Или, точнее, ему нравилось, когда шумела я.

— Почему ты набил все цветные? — тихо поинтересовалась я, разглядывая феникса на его груди, восстающего из ярко-красного и оранжевого пламени.

Я почувствовала, как Зейн повернул голову и перевел взгляд на меня. Повисла непродолжительная пауза.

— Внутри меня клубилось достаточно тьмы, и мне не нужно было, чтобы она покрывала еще и мою внешность, — объяснил он.

Мое сердце чуть-чуть сжалось от этого заявления. От боли за любимого мужчину, с которым я жила. Он многое пережил. Ребенком его избивал отец, а став мужчиной, он потерял все. Потом обрел все заново.

— Красиво, — пробормотала я. Мои глаза переместились на него. — Ты прекрасен. Это, — я снова провела пальцами по татуировке. — Это отражение твоего внутреннего мира. Красота, — сказала я с искренностью. — Я люблю твою внешность почти так же сильно, как и то, что таится внутри. Свет и тьма.

Я приложила палец к его губам, когда он попытался что-то сказать.

— Я еще не закончила, здоровяк. Возможно, я не показываю это мастерством испепеляющего взгляда и практически постоянного молчания — тут как бы все наоборот — но я тоже была сломлена. В каком-то смысле я не думала, что кто-то когда-нибудь сможет соединить осколки. Кроме Лекси, которая давала мне повод улыбаться каждый день. Любить каждый день.

Я ухмыльнулась.

— А потом в мою жизнь ворвался здоровенный байкер и обжег своим испепеляющим взглядом. Я и не подозревала, что он извлечет из пепла все осколки и возродит меня, — в конце я шептала.

Зейн дернул меня на себя, мое обнаженное тело накрыло его в восхитительном касании.

— Ты не можешь, — рыкнул он, стискивая меня в объятиях, — говорить такое дерьмо, когда я не могу оттрахать тебя до потери сознания.

Несмотря на то, что он только что занимался со мной любовью и доставил два оргазма, «оттрахать до потери сознания» звучало чертовски приятно для моих ушей.

Я поцеловала его грудь.

— Дорогой, я исцелилась.

В подтверждении своей точки зрения я помахала рукой без гипса.

— Во многих отношениях, — тихо продолжила я.

Зейн, казалось, внутренне боролся со своими желаниями. К счастью, победил лучший вариант. Он опрокинул меня на спину — это было грубо, и он бы ни за что так не сделал, будь моя рука в гипсе, — и навис надо мной.

— Ты же знаешь, — сказал он мне в губы. — Я люблю тебя больше всего на свете на этой гребаной земле.

Я вглядывалась в бездонные глубины его глаз, теперь уже не прячущиеся за броней.

— Да, дорогой. До луны, — прошептала я.

После слов больше не было, только трах до потери сознания.

Несмотря на то, что мы были женаты, жили вместе и, вроде как, вместе воспитывали Лекси, о детях речи не заходило. Я сказала «вроде как», потому что Лекси уже почти не нуждалась в воспитании. Начиная с двенадцати лет, черт побери. Ребенок-единорог. Что тут сказать? Она была как надежная машина. Просто держи ее всегда заправленной и время от времени вози на техобслуживание. С частью воспитания было покончено. Она выросла, к моему ужасу.

Так что, по большому счету, мы просто наслаждались созданной семейной идиллией. Впервые в жизни я погрузилась в настоящее безграничное счастье, и тень Сида не нависала надо мной. Он таинственным образом исчез, когда полиция перевозила его из дома в тюрьму. Когда в больнице я спросила об этом Зейна, он пристально посмотрел на меня.

— Его нет, — был ответ.

— Нет? В том смысле, что он загорает на пляже в Мексике или в том смысле, что он отдыхает в неглубокой могиле возле заброшенного шоссе? — спросила я ровным тоном.

После моего вопроса Зейн долго блуждал в тишине глазами по моей загипсованной руке и избитому лицу.

Я смирилась с тем фактом, что никогда не получу ответа, пока не восстановлю двигательную активность, чтобы добиться своей цели сексом. Он имел важное значение. О его эффективности мне сообщила Гвен.

— В том смысле, что тебе и Лекси больше никогда не придется жить на одной земле, где он впустую тратит кислород, — наконец сказал он бесцветным тоном.