Возрождение

Снаружи было холодно. Термометра у Вовки не было, вернее, он был в самом начале, когда он только-только тут обосновался, висел в незаметной нише слева от входа… но как-то раз ночью опустилось за шестьдесят. И он лопнул. А сейчас оказалось просто холодно, градусов двадцать. Такая температура уже давно держалась почти постоянно, и днем, и ночью. Правда днем – как сейчас – немного светлело. По ночам царила кромешная тьма, только иногда небо вдруг разражалось разноцветными хрусткими сполохами. Они были яркие, но при этом ничего не освещали, и Вовка их просто боялся почему-то. А днем царила сплошная серая с багровым мгла. Снег тоже уже давно не шел, но в городских улицах дул постоянный сильный ветер, и тот снег, что нападал раньше, никак не мог успокоиться. Сугробы бесконечно переползали, лизали длинными дымными серыми языками стены, перебрасывались с одной стороны улицы на другую, курились белесой и черной порошей. Если посмотреть вверх внимательно – то становилось видно, как неостановимо мчатся, клубясь и пожирая друг друга, коричневые тучи. Вовка иногда старался разглядеть сквозь них хоть немножко солнца. Но его не было. Может, Земля вообще сорвалась с орбиты и летит куда-то, постепенно остывая…

Коридор выводил на лестницу, а оттуда – через дверь в замусоренную, совершенно неприметную комнату в развалинах – в еще один коридор, точнее, на обычную лестничную площадку когда-то первого этажа. И только оттуда – на улицу. Выдать себя следами Вовка не боялся. Ветер и снег зализывали следы за минуты. Но сейчас он, как обычно, долго – минут пять – стоял в тени сбоку от двери. Прислушивался, присматривался, принюхивался. Подумывал – не надеть ли снегоступы, крепившиеся за спиной. Долго, правда, так стоять и слушать не стоило. Начинаешь слышать то, чего нет. Или даже видеть. Вовка не знал: то ли это признаки близкого сумасшествия, то ли какая-то вывернутая, дикая полужизнь, то ли память города или что-то в этом роде. Но все одно – ну его к черту!

За ночь изменилось только одно – с дома напротив – на удивление целого, только крышу сорвало – упала вывеска «Мегафона». Она косо торчала в сугробе, и до середины видневшейся части уже поднялся белый наплыв снега.

У Вовки был МТС. Правда, телефон почти не работал, уже когда все началось, в лагере еще перестал работать. И не у него одного. Пацаны ржали: «Война началась! Бу!»

Бу. Война началась. Бу. Бу, б…

Остро захотелось застрелиться, и он, стиснув зубы, переждал этот приступ. Потом оттолкнулся снегоступами за спиной от стены и неспешно пошел по улице – держась тротуара. С крыши, правда, могло упасть всякое, но идти посередине он отвык еще в то время, когда город жил… точнее – умирал. Очень мучительно умирал.

А сейчас ничего. Сейчас безопасно. Город умер, нечего бояться. Последние трупы похоронены под снегом. А склад не очень далеко, в сотне метров… Склад, на который он наткнулся, когда отлеживался в туннеле с гноящимся от вогнанных в рану кусков грязных штанов огнестрелом правого бедра плюс переломом правой голени. Тогда он тоскливо думал, что умирает, и примеривался к пистолету – выстрелить себе в голову, и все закончится… Так вот, склад был магазинный. Большой, супермаркетный, и просто чудо, что его не нашли раньше.

Да нет, не чудо, конечно, никакое. Вход полностью завалило, потому что сверху рухнули все четыре этажа супермаркета, просел пол в коридоре, а чтобы раскопать его, нужно было точно про него знать и иметь экскаватор. Склад промерз, промерз весь, насквозь, как большущий холодильник, поставленный на максимум, но большинству продуктов и других вещей такое и не страшно, а многим продуктам – просто на пользу. Вовка и жил бы там, но не знал, как отапливать такое помещение, а возиться с выгородками и прочим ему не хотелось. Хотя на складе были палатки, например, в том числе и зимние, можно было бы поставить… На складе вообще хватало и барахла, и угля, и сухого топлива, и разных вещей. Не было только оружия и боеприпасов. Ими Вовка разжился в другом месте и давно, а стрелять в последнее время приходилось редко, так что это не было особенной проблемой.

«Смешно, – подумал он, дежурно светя фонариком по помещению, в которое проник. – Всегда ведь казалось, что в мире полно еды». А оказывается, ее было не так уж много. Какая-то не могла долго храниться. Какой-то нельзя наесться. А на остальную оказалось множество охотников. Их надо было пережить, но для этого опять же нужен был запас еды. Или убить, чтобы отобрать еду у них. Потому что сейчас еда даже расти не может. Зимой ни зерно не зреет, ни скот кормить негде. Кроме того, Вовка не умел выращивать зерно или скот. И среди его многочисленных знакомых не было никого, кто бы это умел. Разве что огороды на дачах умели засеивать…