Возрождение

– Слушай, Мелкий, я не знаю, что тебе сказать. Я… – Он поморщился и неохотно продолжил: – Я ведь, например, сначала не один был. Нас команда целая была… мы просто вместе собрались. Пацаны, девчонки… человек двадцать. Мы даже не знакомы были до войны. Сбились вместе, жили у одной девки на квартире, я не знаю, куда ее предки делись. Оружие достали. Ну, говорили, что будем обороняться. Было от кого… и такие же малолетки, и взрослые еще хуже… Сперва, правда, оборонялись только. Потом, когда погода стала… ну, ухудшаться, то еду стали отнимать. Не всегда, искали сами, но если что – и отнимали. Убитые у нас уже были, кто-то от ран умер… Отнимать плохо, ну, мы так говорили: а делать-то что? А потом… – Вовка провел по глазам рукой. – Потом мы семью убили. У них много консервов было, мы их в подвале нашли. Хотели сперва забрать половину. А потом мужика и пацана убили, а женщину… в общем… Не все. Я не стал, еще кто-то не стал. А остальные – да. И девчонки некоторые смотрели и ржали. А потом они же ее и добили. А дальше уже все…

– Что все? – тихо спросил Мелкий. Его глаза поблескивали в казавшемся тут странным свете экрана ноута.

– Да все… – Вовка вздохнул. – Как будто какое-то важное правило рухнуло. Я даже и не помню толком, что там было… да и не хочу вспоминать. Нас в конце концов всего четверо осталось – двое пацанов, девчонка и я. Остальных перебили – ну, такие же, как мы. Кого-то съели… И мы тоже много кого убили, только до человечины не докатились… Я ногу сломал. Сорвался с балки. Ну вот. Лежу как-то ночью, нога болит… И слышу – наши обсуждают, что со мной делать. И девчонка… а мы уже неделю голодали… короче, она и сказала: надо, мол, добить и съесть, он все равно не ходячий. Пацаны помялись и согласились.

– И?.. – Мелкий сглотнул.

– Ну тут я просто стрелять начал. Сразу. В ответ только один пацан успел выстрелить, попал мне вот сюда, – Вовка хлопнул себя по бедру. – Я их положил и уполз в туннель… Вообще-то подыхать уполз, – признался он после короткой паузы. – А тут этот склад и вот… коллектор. Знаешь, Мелкий, – Вовка подпер подбородок кулаками, – я не знаю, поймешь ты, что я сейчас… я и сам не очень понимаю… Но вот я до войны книжку читал, нам в школе задали… Про другую войну… про Великую Отечественную. Там окружили такой город – Ленинград. Большущий город. Ну, потом его Петербург стали называть. Совсем окружили, на несколько лет. И там не было ни еды, ни топлива. Так вот за все те годы людоедства было всего с дюжину случаев.

– Дюжину? – непонимающе переспросил Мелкий.

– Ну, двенадцать… Дюжина – это так двенадцать называется… Люди от голода умирали, на улицах, прямо в домах умирали… а все равно что-то строили, делали, да еще от врагов оборонялись. И никому в голову не приходило съесть соседа. А у нас получилось совсем не так. Я несколько раз думал – почему? И я вот думаю: у тех людей в жизни был смысл. Ну, они Родину защищали, верили во что-то там такое… А мы – нет. Просто толпа народу, и никакого смысла. А если нет никакого смысла и веры никакой нету, то почему не съесть соседа? Может, мало быть обычным человеком или даже неплохим, а надо… ну, надо, чтобы у тебя что-то большое было… больше тебя и даже больше, там, например, семьи, потому что ведь своих детей тоже можно человечиной кормить – потому что ты их любишь и хочешь, чтобы они жили… Я видел… ну, когда снег еще не совсем лег, – тут, на окраине, есть место, где одна семья целую ферму сделала. Детей наловили, там держали и ели их. Пересидеть хотели… холод и все такое прочее. Мы когда нашли это место, то их сразу перебили всех, все там сожгли, а сами потом почти такими же…

Вовка замолчал и молчал долго. Молчал и Мелкий. И вдруг Вовка тихо сказал – сказал не Мелкому даже, а самому себе:

– Я сейчас думаю… если бы я тогда… в самый первый раз… когда наши ту семью в подвале убивали… если бы я это дело прекратил… хоть как… хоть стрельбой – может, все было бы иначе? – Он мотнул головой. – А, ну его на фиг… Одевайся, пошли!

* * *

Ночью ему приснились родители. Они садились в машину у подъезда. Мама беспокойно оглядывалась, а папа добродушно ворчал: «Да прибежит он сейчас, не суетись ты…»

Лиц у них не было. Вернее, они были – просто Вовка не мог их рассмотреть. Он не прибежал, они остановились на вокзале выпить купленного каким-то дядькой по их просьбе пивка, и он не прибежал. Если бы он прибежал, то они бы погибли все трое, и было бы хорошо. Не было бы мучительно невидимых лиц.

Вовка проснулся от всхлипов. Мазнул рукой по щекам – они были мокрые. Полежал, глядя в темноту, мысленно обещая, что в следующий раз, если Мелкий начнет такие разговоры, то получит ремня.

Он долго боялся заснуть, чтобы снова не увидеть тот же сон. Лежал и думал про людей. Вдруг очень захотелось, чтобы люди где-то были. Нормальные люди. Как в кино про такие вещи. Нормальные люди обязательно должны быть. На каком-нибудь острове. Или в горных пещерах. Или еще где-то. На базе на какой-нибудь. На секретной. Живут там себе сейчас, пьют кофе и думают, как им спасти мир.