Возрождение

Пройдя черед врата, он оказался в узком дворике, на другой стороне которого находились еще одни врата. Казалось, что они не охраняются. Но стоило Эцио приблизиться к рычагу, открывавшему ворота, со стены раздался крик: «Остановить нарушителя!». Оглянувшись, он увидел, как захлопываются ворота, через которые он вошел. Его загнали в ловушку!

Он с силой налег на рычаг, лучники на стене приготовились стрелять. Эцио едва успел выскочить за врата, как стрелы вонзились туда, где он только что стоял.

Он был в Ватикане. Двигаясь, словно кот, по лабиринту коридоров, прячась в тень при малейшем подозрении стражников, – он не мог позволить себе вступать в открытую схватку и выдать свое присутствие, – Эцио, наконец, оказался в огромной Сикстинской капелле.

Шедевр Баччо Понтелли, построенный для старого врага Ассасинов Папы Сикста IV и завершенный двадцатью двумя годами ранее, раскинулся вокруг. Множество свечей разгоняли мрак. Эцио смог узнать картины Гирландайо, Боттичелли, Перуджино и Росселли, но огромный свод еще не был оформлен.

Он шагнул в витражное окно, которые собирались чинить, и, балансируя в оконном проеме, оглядел огромный зал. Прямо под ним в золотом облачении вел мессу, читая Евангелие от Святого Иоанна, Александр VI.

– In principio erat Verbum, et Verbum erat apud Deum, et Deus erat Verbum. Hoc erat in pricipio apud Deum. Omnia per ipsum fact sunt, et sine ipso factum est nihil quid factum est. [В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. – (лат.) прим. пер.] В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились. И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца.

Эцио смотрел, пока служба не закончилась и прихожане не ушли, оставив Папу наедине с кардиналами и священниками. Знал ли Испанец, что Эцио уже здесь? Продумал ли план схватки? Эцио не знал этого, но видел, что ему представилась прекрасная возможность избавить мир от самой угрозы тамплиеров. Приободрив себя, он спрыгнул с оконного проема на пол рядом с Папой и выпрямился прежде, чем Папа или кардиналы успели среагировать или крикнуть. Потом он глубоко вогнал пружинный клинок в полное тело Александра. Папа беззвучно опустился на землю у ног Эцио и замер.

Эцио стоял над ним, тяжело дыша.

– Я думал… Я думал, я выше этого. Выше мести. Но я не смог. Я всего лишь человек. Я слишком долго ждал и слишком много потерял. Ты язва этого мира, которая должна быть вырезана… Покойся с миром, неудачник.

Он повернулся, чтобы уйти, но тут произошла странная вещь. Ладонь Испанца сжала Посох. Яркий белый свет начал заливать все вокруг, всю огромную капеллу, а после начал кружиться вокруг. Холодные синие глаза Испанца открылись.

– Ни за что, жалкий негодяй, – сказал Испанец.

Сверкнули вспышки света, и священники, кардиналы и те члены конгрегации, которые все еще оставались в капелле, рухнули, крича от боли. Непонятные тонкие полупрозрачные сгустки света, крутившиеся, словно дым, выскользнули из их тел и двинулись к светящемуся Посоху, который крепко сжимал поднявшийся на ноги Папа.

Эцио бросился к нему, но Испанец закричал:

– Не стоит этого делать, ассасин! – И замахнулся на него Посохом.

Раздался странный треск, словно ударила молния, и Эцио пролетел на другую сторону капеллы над стонущими, корчащимися телами священников и обычных людей. Родриго Борджиа стукнул Посохом о пол у алтаря и энергия, похожая на дым, с новой силой потекла в посох – и в Папу – из злополучных тел.

Эцио поднялся и снова набросился на заклятого врага.

– Ты демон! – вскричал Родриго. – Почему ты еще жив?

Потом он опустил взгляд и увидел, что сумка на поясе Эцио, в которой все еще лежало Яблоко, ярко светится.

– Ясно! – проговорил Родриго, глаза его были черны, словно угли. – У тебя Яблоко! Какая удача! Отдай его мне!

– Иди нахрен!

Родриго рассмеялся.

– Как вульгарно! Ты никогда не сдаешься! Как и твой отец. Что ж, возрадуйся, дитя мое, ибо скоро ты встретишься с ним!

Он снова взмахнул Посохом, и навершие епископского посоха попал по шраму на тыльной стороне правой ладони Эцио. Сильная дрожь прошла по венам Эцио, он отступил, но устоял на ногах.

– Отдай его мне, – прорычал, приближаясь, Родриго.