Возрождение

– Что за чудный у тебя сон! Оглянись! Ты живешь в реальном мире. Кровопролитие. Насилие. Расширяющаяся пропасть между богатыми и бедными. – Он посмотрел на Эцио. – Равноправия здесь никогда не будет. Мой же мир будет иным. И твой тоже.

– Никогда! Ассасины всегда боролись за благо человечества! Возможно, эта цель недостижима. Что это лишь утопия. Рай на земле. Но с каждым днем, что мы боремся, мы выбираемся из болота.

Родриго вздохнул.

– Sancta simplicitas! [Святая простота! – (лат) прим.пер.] Прости, но я устал ждать, когда проснется человечество. Я стар, я многое видел, и мне осталось не так много. – Мысль пришла ему в голову, и он зло прокашлял: – Хотя кто знает? Возможно, Сокровищница изменит меня?

Но тут Яблоко начало светиться все ярче и ярче, свет наполнил комнату, ослепляя их. Папа упал на колени. Прикрыв глаза, Эцио увидел, что на стене появилась карта из Кодекса, усеянная отверстиями. Он шагнул вперед и взял Посох.

– Нет! – воскликнул Родриго, его руки тщетно, как когти, хватали воздух. – Ты не можешь! Не можешь! Это моя судьба! Моя! Я пророк!

В этот страшный момент Эцио осознал истину, которую говорили ему другие ассасины, и которую он отверг давным-давно в Венеции. Пророк действительно был здесь, в этой комнате, и вот-вот должен был исполнить предназначение. Он посмотрел на Родриго почти с жалостью.

– Ты никогда не был пророком, – сказал он. – Ты бедная, введенная в заблуждение душа.

Папа откинулся назад, старый, тучный и жалкий. Потом с покорностью в голосе проговорил:

– Цена за ошибку – смерть. Позволь мне сделать это достойно.

Эцио посмотрел на него и покачал головой.

– Нет, старый дурак. Твоя смерть не вернет мне отца. И Федерико. И Петруччо. Никого из тех, кто умер, сражаясь с тобой или против тебя. Хватит с меня убийств. – Он пристально вгляделся в глаза Папы, теперь они казались молочного цвета, в них плескались страх и старость. Они больше не сверкали, буравя противника. – Ничто не истинно, – продолжил Эцио. – Все дозволено. Покойся с миром.

Он отвернулся от Родриго и провел по стене Посохом, нажимая на точки в последовательности, которую показала ему карта.

Стоило ему сделать это, как появились контуры огромной двери.

Которая открылась, едва Эцио прикоснулся к последнему отверстию.

За дверью отказался широкий проход со стеклянными стенами, в которые были вставлены древние скульптуры из камня, мрамора и бронзы. Там были комнаты с саркофагами, на каждом из которых был текст, написанный рунами. Эцио понял, что понимает написанное – это были имена древних богов Рима, но все саркофаги были закрыты.

Пока Эцио шел вперед, он поразился незнакомой архитектуре и декорациям, который, казалось, представляли собой странную смесь стилей – древнего мира, его собственного времени и стиля, которого он не узнал. Его инстинкт подсказал, что этот стиль может принадлежать отдаленному будущему. На стенах были вырезаны барельефы, изображающие события древности, которые не только показывали эволюцию Человека, но и Силу, которая двигала им.

Многие фигуры изображали существ, которые показались Эцио людьми, но их одежда была ему незнакома. Он видел и другие вещи, и не знал, были ли они скульптурами, картинами или частью эфира, сквозь который он прошел – лес, упавший в море, обезьяны, яблоки, посохи, мужчины и женщины, саван, меч, пирамиды и колоссы, зиккураты и гиганты, корабли, плывущие под водой, странные блестящие экраны, через которые передавались все знания, вся информация.

Эцио узнал не только Яблоко и Посох, но так же огромный меч, и Плащаницу Христа, которые несли фигуры, похожие на людей, но людьми они не были. Он разглядел изображение Первых Цивилизаций.

Наконец в глубине Сокровищницы он наткнулся на огромный гранитный саркофаг. Едва Эцио подошел к нему, как он начал светиться, приветствуя его. Он дотронулся до массивной крышки, и она поднялась с едва различимым свистом. Яркий свет, будто приклеившийся к его пальцам, скользнул внутрь.

Из каменной гробницы засиял удивительный желтый свет – теплый и мягкий, словно свет солнца. Эцио прикрыл глаза рукой.

Потом из саркофага встала фигура, черты которой Эцио не мог разглядеть, хотя сама фигура была женской. Она посмотрела на Эцио сверкающими огненными глазами и заговорила. Голос ее, на первый взгляд, звучал как птичье пение, которое в конце концов сменилось на его родной язык.

Эцио увидел шлем на голове женщины. На плече у нее сидела сова. Он склонил голову.

– Приветствую, Пророк, – сказала богиня. – Я ждала тебя десятки тысяч лет.

Эцио не осмелился поднять глаза.

– Хорошо, что ты пришел, – продолжало видение. – Ты принес Яблоко. Позволь посмотреть.

Смиренно Эцио протянул предмет.

– Ах.

Ее рука ласкала воздух над Яблоком, но не прикоснулась к нему. Яблоко горело и пульсировало. Ее глаза сверлили его.

– Мы должны поговорить.

Она наклонила голову, как если бы обдумывала что-то, и Эцио показалось, что на ее переливающемся лице он заметил тень улыбки.