Возрождение

Она говорила на латыни лучше, чем любая другая женщина своего времени, но так и не овладела языком. Когда Альдус Мануций начал печатать свои избранные издания классиков, она была в числе его самых восторженных клиентов. Она наняла ученых для перевода Плутарха и Филострата, а ученого еврея — для перевода Псалмов с древнееврейского, чтобы убедиться в их оригинальном великолепии. Она собирала и христианскую классику и смело читала Отцов. Вероятно, она дорожила книгами больше как коллекционер, чем как читатель или ученик; она уважала Платона, но на самом деле предпочитала рыцарские романы, которые развлекали даже Ариостоса ее поколения и Тассоса следующего. Она любила наряды и украшения больше, чем книги и искусство; даже в ее поздние годы женщины Италии и Франции смотрели на нее как на главу моды и королеву вкуса. В ее дипломатию входило умение располагать к себе послов и кардиналов сочетанием привлекательности ее лица, одежды, манер и ума; они думали, что восхищаются ее эрудицией или мудростью, а на самом деле наслаждались ее красотой, нарядом или грацией. Вряд ли она была глубокой, за исключением, пожалуй, государственного управления. Как и практически все ее современники, она прислушивалась к астрологам и определяла время своих предприятий по совпадению звезд. Она забавлялась с карликами, содержала их как часть своей свиты и построила для них в Кастелло шесть комнат и часовню по их меркам. Один из этих любимцев был так мал ростом (по словам одного остроумца), что, если бы дождь шел на дюйм больше, он бы утонул. Она также любила собак и кошек, выбирала их с изысканностью знатока и хоронила с торжественными похоронами, на которых оставшиеся в живых питомцы присоединялись к дамам и кавалерам двора.

Замок — или Реджия, или герцогский дворец, — над которым она царствовала, представлял собой мешанину зданий разных дат и авторов, но все они были выполнены в том же стиле внешней крепости и внутреннего дворца, в котором построены подобные сооружения в Ферраре, Павии и Милане. Некоторые элементы, такие как Палаццо дель Капитано, восходят к правителям Буонакольси в тринадцатом веке; гармоничный Замок Сан Джорджо был творением четырнадцатого; Камера дельи Спози — работа Лодовико Гонзага и Мантеньи в пятнадцатом; многие комнаты были перестроены в семнадцатом и восемнадцатом; некоторые, такие как роскошный Зал дельи Спекки, или Зал Зеркал, были заново декорированы во время правления Наполеона. Все они были элегантно обставлены, а огромное скопление жилых покоев, залов для приемов и административных помещений выходило на корты, сады, вергилиевское Минчио или озера, окаймлявшие Мантую. В этом лабиринте Изабелла в разное время занимала разные покои. В последние годы жизни она больше всего любила маленькую квартиру из четырех комнат (camerini), известную как il Studiolo или il Paradiso; здесь, а также в другой комнате, называемой il Grotto, она собирала свои книги, предметы искусства и музыкальные инструменты, которые сами по себе были законченными произведениями искусства.

Наряду с заботой о сохранении независимости и процветания Мантуи, а иногда и превыше дружеских отношений, главной страстью ее жизни было коллекционирование рукописей, статуй, картин, майолики, античных мраморов и мелких изделий ювелирного искусства. Она использовала своих друзей и нанимала специальных агентов в городах от Милана до Родоса, чтобы те торговались и покупали для нее, а также были начеку в поисках «находок». Она торговалась, потому что сокровищница ее скромного государства была слишком узка для ее идей. Ее коллекция была невелика, но каждый предмет в ней был высокого класса. У нее были статуи Микеланджело, картины Мантеньи, Перуджино, Франчиа; не удовлетворившись этим, она просила Леонардо да Винчи и Джованни Беллини купить ей картину, но они отговаривали ее, считая, что она платит больше похвалой, чем деньгами, и, несомненно, потому, что она слишком жестко определяла, что должна изображать и содержать каждая картина. В некоторых случаях, как, например, когда она заплатила 115 дукатов (2875 долларов) за «Переход через Красное море» Яна ван Эйка, она брала большие займы, чтобы удовлетворить свою жажду заполучить шедевр. Она не была щедра к Мантеньи, но когда этот гений-людоед умер, она убедила мужа переманить Лоренцо Косту в Мантую, предложив ему солидное жалованье. Коста украсил любимое пристанище Джанфранческо Гонзага, дворец Святого Себастьяна, сделал портреты членов семьи и написал посредственную Мадонну для церкви Сант-Андреа.