Возрождение

До глубокой старости он рисовал почти каждый день и находил в искусстве свое единственное надежное счастье. Там он знал, что он мастер, что весь мир признает его, что его рука не утратила ни хитрости, ни остроты глаза; даже его интеллект, как и воображение, казалось, сохранили свою силу до конца. Некоторые покупатели жаловались, что эти последние картины были отправлены им незаконченными, но даже в этом случае они были чудесами. Вероятно, ни один другой художник — за исключением Рафаэля — не обладал таким техническим мастерством, таким контролем цвета и фактуры, таким волшебством пестрого света. Его недостатки заключались в быстроте исполнения, иногда в небрежности рисунка; большинство его предварительных эскизов были предварительными; но, когда он находил время, он мог создать такое чудо, как рисунок пером Медоро и Анжелики в музее Бонна в Байонне. В портретной живописи ему приходилось работать быстро, поскольку его объекты были слишком нетерпеливы и заняты, чтобы давать ему долгие или частые сеансы; поэтому он делал быстрый набросок и писал по нему, возможно, вкладывая в лицо и голову объекта больше, чем было на самом деле. В других картинах, кроме портретов, он слишком много внимания уделял физическим чертам и редко улавливал духовную сущность; по глубине прозрения и чувства он не мог сравниться с Леонардо или Микеланджело. Но как здорово его искусство по сравнению с их! Никаких ненормальных интровертных раздумий, никакого вулканического ропота на природу мира и человека; Тициан принимал мир таким, каким он его находил, принимал мужчин такими, какими он их находил, принимал женщин такими, какими он их находил, и наслаждался ими всеми. Он был откровенным язычником, который с восторгом созерцал женскую архитектуру на протяжении девяноста лет; даже его «Девы» здоровы, счастливы и юны. Нищета, горе и неустроенность жизни не нашли места в искусстве Тициана; за исключением нескольких мученических смертей и распятий, все вокруг — красота и радость.

Он старел, пока писал картины, и прожил четверть века после обычного срока жизни. На восемьдесят восьмом году жизни он отправился в Брешию и принял трудный заказ на роспись потолка во дворце коммуны. Вазари, навестив его на девяностом году жизни, застал его за работой с кистью в руках. В девяносто один год он написал портрет Якопо да Страда (Вена), блестящий по цвету, сильный по характеру. Но вот, наконец, его рука начала дрожать, глаза ослабли, и он почувствовал, что пришло время для благочестия. В 1576 году, в возрасте девяноста девяти лет, он согласился написать «Погребение Христа» для церкви Фрари в обмен на место для погребения, где уже висели две его величайшие работы. Он не успел закончить картину, и ему не хватило одного года, чтобы дожить до столетия. В тот год в Венеции разразилась чума; каждый день умирало по двести человек, четвертая часть населения погибла от моровой язвы. Сам Тициан умер во время чумы, вероятно, не от нее, а от старости (26 августа 1576 года). Правительство отменило запрет на публичные собрания, чтобы устроить ему государственные похороны. Его похоронили в Санта-Мария-Глориоза-де-Фрари, как он того и желал. Это был конец великолепной жизни и чудесной эпохи.

IV. ТИНТОРЕТТО: 1518–94

Это был не совсем конец, ведь почти такому же великому по силе и духу человеку оставалось жить еще восемнадцать лет, и ему еще предстояло нарисовать свой Рай.

Якопо Робусти был сыном красильщика, отсюда и уменьшительное прозвище, под которым причудливые итальянцы вписали его в историю. Он действительно стал не только великим колористом, но и тинтором; но фамилия вполне соответствовала ему, ибо только крепкая душа могла выжить в той долгой борьбе, которую пришлось вести Якопо за признание.

Почти первое упоминание о нем — это то, что в неизвестном возрасте он поступил в ученики к Тициану и был уволен через несколько дней. Карло Ридольфи, писавший столетие спустя, рассказывает об этом инциденте с точки зрения потомков Тинторетто:

Когда Тициан вернулся домой и вошел в комнату, где находились его ученики, он увидел несколько бумаг, торчащих из стола; увидев на них нарисованные фигуры, он спросил, кто их сделал. Якопо робко ответил, что они сделаны его рукой. Тогда Тициан, предвидя с самого начала, что мальчик станет очень способным человеком и принесет ему неприятности в искусстве, нетерпеливо, как только поднялся наверх и отложил мантию, велел Джироламо Данте, своему главному ученику, немедленно запретить Якопо в доме. Так маленькая нотка ревности действует в человеческих сердцах.25