Возрождение

Помянем мимоходом несколько звезд второй величины; они тоже были частью сияния Венеции. Андреа Мельдола был славянином и получил имя Скьявоне. Он учился у Тициана и выполнил прелестную Галатею на груди в миланском замке. В картинах «Юпитер и Антиопа» (Ленинград) и «Представление Богородицы» (Венеция) он стремился к более крупным формам и создавал полотна с блестящим колоритом. Художники хвалили его, меценаты игнорировали, и Андреа приходилось носить свое бородатое достоинство в лохмотьях. — Парис Бордоне был сыном шорника и внуком сапожника, но в условиях восхитительного демократизма гения, который проявляется в каждом чине, он пробился почти на самый верх в Венеции, кишащей талантами. Приехав из Тревизо учиться у Тициана, он так быстро возмужал, что в возрасте тридцати восьми лет был приглашен Франциском I в Париж. Он создал несколько превосходных религиозных картин, таких как «Крещение Христа» (Вашингтон) и «Святое семейство» (Милан), и достиг своей вершины в «Рыбаке, преподносящем кольцо св. Марка дожу (Венеция); но картина, которая переправляла его на протяжении многих лет, — это «Венера и Эрос» (Уффици) — крепкая блондинка, которая использует тонкую мантию, чтобы обнажить свою грудь, в то время как Купидон добивается ее внимания.*-Якопо да Понте, прозванный иль Бассано по месту рождения, достиг скромной славы и состояния, когда Тициан купил его «Животных, спускающихся в ковчег»; он написал несколько хороших портретов — например, «Бородатый человек» (Чикаго) — и сумел дожить до восьмидесяти двух лет, не оставив после себя ни одного изображения человека, не одетого с головы до ног.

Около 1553 года из Вероны в Венецию приехал двадцатипятилетний юноша Паоло Калиари, резко контрастирующий с Тинторетто: спокойный, дружелюбный, общительный, самокритичный и лишь изредка вспыльчивый. Как Тинторетто и почти все образованные итальянцы, он любил музыку и занимался ею. Он был щедр и благороден, никогда не обижал соперников и не разочаровывал покровителей. Венеция называла его il Veronese, и так его знает весь мир, хотя Венецию он считал своим домом и одной из своих любовей. В Вероне у него было много учителей, в том числе дядя Антонио Бадиле, который позже отдал ему в жены дочь; на него повлияли Джованни Карото и Брусасорчи; но эти факторы в развитии его стиля вскоре померкли в теплом блеске венецианского искусства и жизни. Он не переставал удивляться изменчивому небу, играющему красками на Большом канале; он восхищался дворцами и их трепетными отражениями в море; он завидовал аристократическому миру обеспеченных доходов, артистической дружбы, любезных манер, одеяний из шелка и бархата, почти более соблазнительных на ощупь, чем прекрасные женщины, которых они окружали. Он хотел быть аристократом, одевался как аристократ в кружева и меха и подражал высокому кодексу чести, который он приписывал венецианской аристократии. Он почти никогда не рисовал бедных людей, нищету или трагедию; его целью было перенести этот яркий и удачливый мир венецианских богачей на бессмертный холст и сделать его справедливее и прекраснее, чем могло бы быть богатство без искусства. Лорды и леди, епископы и аббаты, дожи и сенаторы с радостью приняли его, и вскоре он уже работал над дюжиной заказов.

Уже в 1553 году, когда ему было всего двадцать пять лет, его попросили расписать потолок для Совета десяти в Герцогском дворце. Там, уподобив Совету с Юпитером, он написал картину «Юпитер, низвергающий пороки», которая сейчас находится в Лувре. Картина не была особенно удачной: тяжелые фигуры шатко висели в воздухе; Паоло не вполне уловил дух Венеции. Но два года спустя он нашел себя и прикоснулся к мастерству, написав «Триумф Мордехая» на потолке Сан-Себастьяно; лицо и фигура еврейского героя переданы с силой, а лошади дышат реальностью. Возможно, Тициан и сам был впечатлен, ведь когда прокураторы Сан-Марко поручили ему организовать украшение Библиотеки Веккья живописными медальонами, он выделил три Веронезе, по одному — другим художникам и себе. Прокураторы предложили золотую цепь за лучший медальон; Паоло выиграл ее с изображением Музыки в виде трех молодых женщин — одна играет на лютне, другая поет, третья увлечена своей виолой да гамба — и Амура за клавесином, и Пана, пыхтящего на своей трубе. На некоторых более поздних картинах Веронезе изображает себя в золотой цепи.