Родившийся, как и Бруни, в Ареццо и сменивший его на посту секретаря синьории, Карло Марсуппини поразил свое время тем, что носил в голове половину классиков Греции и Рима; он не оставил ни одного античного автора без цитаты в своей инаугурационной речи в качестве профессора литературы Флорентийского университета. Его восхищение языческой древностью было настолько велико, что он чувствовал себя призванным отвергнуть христианство;27 Тем не менее он стал на некоторое время апостольским секретарем при Римском престоле; и хотя о нем говорили, что он умер, не удосужившись принять таинства,28 он также был похоронен в Санта-Кроче под великолепным ораторием Джанноццо Манетти и богато украшенной гробницей работы Дезидерио да Сеттиньяно (1453). Манетти, произнесший эту хвалебную речь над атеистом, был человеком, чье благочестие соперничало с его образованностью. В течение девяти лет он почти не покидал свой дом и сад, погрузившись в классическую литературу и изучив иврит, а также латынь и греческий. Отправленный послом в Рим, Неаполь, Венецию, Геную, он очаровал всех и завоевал дружеские отношения, ценные для его правительства, благодаря своей культуре, либеральности и честности.
Все эти люди, кроме Салютати, входили в кружок, собиравшийся в городском доме или на загородной вилле Козимо, и возглавляли движение учености во время его восхождения на престол. Другой друг Козимо почти сравнялся с ним в качестве приверженца знаний. Амброджио Траверсари, генерал ордена камальдулитов, жил в келье в монастыре Санта-Мария дельи Анджели под Флоренцией. Он овладел греческим языком и испытывал угрызения совести из-за своей привязанности к классикам; он воздерживался от их цитирования в своих сочинениях, но раскрывал их влияние в латинском стиле, идиоматическая чистота которого потрясла бы всех знаменитых Грегори. Козимо, который знал, как примирить классику, а также высокие финансы с христианством, любил навещать его. Никколи, Марсуппини, Бруни и другие превратили его келью в литературное рандеву.