– Если тебе станет легче, то мисс Фэй согласилась на этот эксперимент. Документы в идеальном порядке, в том числе заверенный нотариусом аффидевит, дающий мне право положить конец так называемым героическим усилиям по собственному усмотрению. В обмен на мое краткое и исключительно уважительное использование останков Мэри о ее сыне будут заботиться на средства щедрого целевого фонда, которых хватит до его совершеннолетия и даже дольше. Тут нет жертв, Джейми.
Прогрохотал гром. На этот раз перед ударом молнии я услышал слабый щелчок. Джейкобс тоже.
– Время настало. Следуй за мной или уходи.
– Я пойду с тобой, – сказал я. – И буду молиться, чтобы ничего не вышло. Потому что это не эксперимент, Чарли. Это дьявольский промысел.
– Думай что хочешь и молись о чем угодно. Может, тебе повезет больше, чем мне… хотя я в этом сильно сомневаюсь.
Он открыл дверь, и я проследовал за ним в комнату, где умерла Мэри Фэй.
XIII. Возрождение Мэри Фэй
В камере смерти Мэри Фэй имелось большое окно, выходившее на восточную сторону, но буря уже набрала полную силу, и в него была видна только серебряная завеса дождя. Хотя здесь горела настольная лампа, комната напоминала гнездо теней. Левым плечом я натолкнулся на конторку, о которой говорил Джейкобс, но о револьвере в верхнем ящике даже не вспомнил. Все мое внимание было приковано к неподвижной фигуре на больничной койке. Ничто не преграждало взгляд – все мониторы уже отключили, а капельницу переставили в угол.
Мэри Фэй была красива. Смерть стерла все признаки болезни, поразившей мозг, и теперь лицо с матовой кожей, которую оттеняла копна пышных темно-каштановых волос, казалось безупречной камеей. Веки с густыми ресницами были сомкнуты. Губы слегка приоткрыты. Простыня натянута до плеч. Сложенные руки покоились на высокой груди. Мне вдруг вспомнились обрывки стихотворения, которое мы проходили на литературе в выпускном классе:
Дженни Ноултон стояла возле теперь уже бесполезного аппарата искусственной вентиляции легких и нервно стискивала руки.
Сверкнувшая молния на мгновение высветила железный шест, водруженный на «Крыше неба» бог знает когда, провоцировавший бури показать себя во всей красе.
Джейкобс протянул мне шкатулку.
– Помоги мне, Джейми. Мы должны торопиться. Возьми ее и открой. Я сделаю все остальное.
– Не надо, – попросила Дженни из своего угла. – Бога ради, пусть она покоится с миром.
Джейкобс, возможно, даже не слышал ее из-за бушевавшего за окном ливня и рева ветра. Я слышал, но предпочел промолчать. Вот так мы зачастую и навлекаем на себя собственную погибель, не внемля голосу, призывающему нас остановиться. Остановиться, пока не стало поздно.
Я открыл шкатулку. В ней не было ни стержней, ни пульта управления. Там лежала металлическая лента, узкая, как ремешок на выходных туфлях молоденькой девушки. Джейкобс осторожно – и даже благоговейно – достал ее и развернул. При следующей вспышке молнии, которой вновь предшествовал знакомый слабый щелчок, по ленте пробежало зеленоватое сияние, отчего она стала похожа не на мертвый металл, а на нечто другое. Возможно, змею.
– Мисс Ноултон, поднимите ей голову, – распорядился Джейкобс.
Дженни так отчаянно замотала головой, что ее волосы разлетелись в стороны.
Он вздохнул:
– Джейми, сделай это.
Я подошел к кровати, двигаясь будто во сне. Я вспомнил о Патриции Фармингдейл, сыплющей себе соль в глаза. И Эмиле Кляйне, запихивающем в рот землю. И Хью Йейтсе, видящем вместо верующих в палатке возрождения пастора Дэнни огромных муравьев.
Снова раздался
– Быстрее! – почти простонал Джейкобс. На его ладонях появились ожоги. Но ленту он не выпустил. Это был его последний проводник, его канал связи с