Возрождение

— Так себе машинёшка, приятель, — сказал он, подражая выговору янки, и я улыбнулся, несмотря ни на что. — Но надеюсь, что она не развалится по дороге.

— Я люблю вас, — сказал я.

— И я тебя люблю, — сказал он. — Только больше не плачь, Джейми. Сердце мое и так разбито, и больше я просто не выдержу.

Я не заплакал при нем. Стоял и смотрел, как машина едет к дороге; смотрел, пока он не скрылся из виду. Потом я пошел домой. У нас на заднем дворе тогда еще была колонка, и я умылся ледяной водой, прежде чем войти в дом. Не хотелось, чтобы мама заметила, что я плакал, и начала задавать вопросы.

Навести порядок в пасторском домике должны были дамы-попечительницы — провести генеральную уборку, уничтожить следы пребывания несчастной семьи Джейкобсов и подготовить комнаты к приезду нового священника, — но отец сказал, что нужды торопиться нет. Жернова Новоанглийской методистской епархии крутятся медленно, и нам повезет, если новый священник появится к следующему лету.

“Пусть пока все останется как есть”, — предложил отец, и попечительницы с радостью его послушались. За метлы, щетки и пылесосы они взялись только после Рождества (проповедь мирянина в тот год читал Энди, и родителей просто распирало от гордости). До той поры пасторский домик пустовал, и некоторые мои одноклассники стали говорить, будто там водятся привидения.

Один раз, впрочем, там побывал посетитель: я. Это было в субботу после полудня, и мне опять пришлось срезать путь через кукурузное поле Дорранса Марстеллара, чтобы избежать всевидящего ока Бабули Харрингтон. Я открыл дверь ключом, который лежал под ковриком, и вошел внутрь. Было страшно. Байки о привидениях в доме казались мне смешными, но стоило здесь оказаться, как мысли о разлагающихся Пэтси и Морри-Я-с-вами, рука об руку стоящих у меня за спиной, стали казаться вполне правдоподобными.

«Не глупи, — сказал я себе. — Они ушли в иной мир или в черную пустоту, про которую говорил преподобный Джейкобс. Так что перестань трусить. Перестань трястись как мышонок».

Но я не мог перестать – как не мог бы унять желудочные колики после того, как переборщил с хот-догами в субботу вечером. Впрочем, я и не убежал. Мне хотелось увидеть, что он мне оставил. Мне нужно было это увидеть. Поэтому я прошел через дверь, на которой все еще висел плакат с Иисусом, держащим за руки двух ребятишек (они были похожи на Дика и Джейн из моего букваря), и табличка с надписью «Пустите детей приходить ко Мне».

Я включил свет, спустился по ступенькам, и увидел складные стулья, приставленные к стене, и пианино с закрытой крышкой, и Игрушечный уголок, где стоял маленький столик — теперь пустой, без домино, раскрасок и мелков. Но Мирное озеро все так же стояло на своем месте, как и маленькая деревянная коробка с электрическим Иисусом внутри. Вот что он оставил, и это меня жутко разочаровало. Тем не менее я открыл коробку и вытащил из нее электрического Иисуса. Я поставил его на краешек озера, где, как мне хорошо было известно, начиналась колея, и принялся нащупывать переключатель под его одеянием. А потом испытал прилив такой ярости, какой еще никогда не испытывал — такой же внезапный, как те удары молнии на площадке Скайтоп, про которые рассказывал преподобный Джейкобс. Я размахнулся и швырнул Иисуса в стену напротив.

— Ты не настоящий! — крикнул я. — Ты не настоящий! Все это глупые фокусы! Будь ты проклят, Иисус! Будь ты проклят, понял? Проклят, проклят, проклят!

И я побежал вверх по лестнице — рыдая так, что едва мог что-то видеть.

Другого священника у нас так и не появилось. Некоторые местные служители пытались взять на себя эту ношу, но посещаемость со временем упала практически до нуля, так что к году моего выпуска из средней школы церковь оказалась закрытой и запертой на замок. Меня это мало волновало. Моя вера иссякла. Понятия не имею, что стало с Мирным озером и электрическим Иисусом. В следующий раз, когда я спустился в комнату Братства юных методистов, — а случилось это много лет спустя, — она была пуста. Пуста как небеса.

4 ДВЕ ГИТАРЫ. «ХРОМОВЫЕ РОЗЫ». МОЛНИЯ НА СКАЙТОПЕ.

Оглядываясь назад, мы воображаем, что наша жизнь образует некую последовательность; каждое событие кажется логичным, будто что-то — или Кто-то — предопределяет все наши деяния (и злодеяния). Взять хоть отставника-сквернослова, который нечаянно предопределил для меня занятие на ближайшие двадцать пять лет. Что это, судьба или случайность? Не знаю. Откуда мне знать? Меня даже не было рядом в тот вечер, когда Гектор-Парикмахер разыскал свою старую гитару «Сильверстоун». Когда-то я сказал бы, что мы выбираем свой путь случайным образом: происходит что-то одно, затем другое, в результате — третье… Теперь я знаю, что это не так.

За всем стоят силы.